В начале сентября в Санкт-Петербурге несколько дней находился датский писатель Питер Хёг, автор знаменитого романа «Смилла и ее чувства снега» и других замечательных книг.
Прозаик сначала встретился с читателями в Музее современного искусства «Эрарта» и Санкт-Петербургском государственном университете. Надо сказать, что Петербург стал единственным городом, который Хёг посетил в России. Город наш для Хёга если и не родной, то уж во всяком случае — не чужой. Здесь в 1998 году впервые вышла по-русски «Смилла» в издательстве «ИНА-пресс», здесь находится издательство «Симпозиум», выпустившее все книги П. Хёга в России, здесь живет и работает переводчик Елена Краснова, заслугу которой в успехе Хёга в России, невозможно переоценить, как бы банально это ни звучало. Но те поклонники датского писателя, которым не посчастливилось жить в Петербурге, не были обойдены: Питер Хёг пообщался с российскими читателями в Президентской библиотеке в формате видеоконференции.
Все выступления самого, пожалуй, известного из ныне живущих датчан, главного предмета датского культурного экспорта, неизменно сопровождал интеллигентный ажиотаж. Залы были полны, я сам видел москвичей, специально приехавших из столицы, чтобы оказаться в этот день в «Эрарте». И едва ли кто-нибудь из них пожалел об этой поездке.
Влиятельная московская журналистка, один из самых читаемых литературных критиков, выкладывала фотографии в «Фейсбук» с восторженными комментариями вроде: «Я видела Хёга! Хёг видел меня! Он надписал мне книгу» — это притом что писателей, всяких разных, и в том числе выдающихся, она видела больше, чем иной ресторанный критик съел котлет.
Хёг на встречах с читателями был невероятно обаятелен и трогателен, слегка растерян, явно не ожидая таких аншлагов, но при этом много и удачно шутил — как, впрочем, и остальные участники этого вечера: Елена Краснова, издатель Александр Кононов, директор Датского института культуры Финн Андерсен, переводчица Елена Захарова-Андерсен и генеральный консул Дании в Петербурге Йенс Юнгерсен Томсен, который, прямо скажем, вообще был в ударе. Его вступительная речь — готовый кейс для учебников по ораторскому мастерству.
Спрашивали Хёга о том, как он пишет, как складываются его отношения с прототипами его книг, как рождается замысел, как бы он сейчас написал роман двадцатипятилетней давности и что бы в нём сделал по-другому, в чём секрет убедительности женских образов — в общем обо всем, о чем обычно спрашивают в таких случаях писателя. «Вряд ли я сумею ответить на ваши вопросы лучше, чем вы сами. Наверняка вы ответите на вопросы, которые здесь звучат, лучше, чем я. Вообще мне кажется, что читатели знают о моих книгах больше моего».
Совсем не было вопросов о политике и частной жизни. Нельзя сказать, чтобы ответы Хёга — неизменно искренние и обстоятельные — добавили его романам и рассказам новое измерение, дополнительную глубину, но в дуэте писателя и публики не было единой фальшивой или ненужной ноты, случай, прямо скажем, нечастый.
Причины всемирного успеха книг Хега — вопрос гадательный, тут трудно сказать что-то наверняка. Тем более что сам Хёг ни в коей мере не является элементом большой шоу-бизнес-машины. Он ничего не делает, чтобы быть «успешным» и, насколько можно судить, совершенно лишен тщеславия — свойства, неизменно присущего всем художникам вне зависимости от масштаба их дарования. За двадцать лет Питер Хёг в Россию приехал впервые. Не хочу никого задеть этим сравнением, но вспомните, сколько раз здесь были, допустим, Фредерик Бегбедер или Януш Леон Вишневский.
Хёг крайне редко дает интервью, почти не появляется на публике; по слухам, не пользуется телефоном и автомобилем. Понятно, что «сами придут и сами всё дадут», или, как как пошутил один литературный критик, сами приедут и сами позвонят. Но в этом поведении Хёга нет и никогда было позы и демонстративности: дескать гляньте, какой я оригинальный и неожиданный, до чего стал искушен. Совсем нет, и проза Хёга, и его социальное поведение, в том числе встречи с читателями, лишены каких бы то ни было дешевых эффектов. И если человек участвует в общественной жизни, то делает это без помпы и парада (так, все гонорары за роман «Женщина и обезьяна» перечисляются детям и женщинам так наз. «третьего мира», но это остается фактом личной биографии автора, а не поводом трубить об этом на каждом углу).
На мой-то вкус, причина популярности Хёга — в особом устройстве его книг. Каждый его роман — как правило, остросюжетный квест, главные персонажи — одиночки, к которым мир не очень ласков, —решают интеллектуальные задачи немалой сложности, чтобы выжить и/или помочь тем, кто находится рядом с ними. Но как бы окружающий мир ни был жесток, коварен и подл, сам ты при этом должен неукоснительно соблюдать fair play, играть по правилам, которые ты очень хорошо знаешь, пусть тебе их никто и не рассказывал — иначе твоя победа в этом поединке будет лишена смысла. «Признаться, я люблю счастливые финалы», говорит автор «Смиллы». Хег и своим литературным поведением, и своими книгами, и своими редчайшими публичными выступлениями показывает, доказывает, что — да, это возможно, хоть и не всегда так уж легко. «Этот мир, скорее всего, уже не спасти, но отдельного человека всегда можно», как говорил один лауреат Нобелевской премии, которую, согласитесь, Питер Хёг давно уже заслужил.
Сказать, что подавляющее большинство населения земного шара, безусловно разделяют точку зрения Хёга и вообще способны воспринять эту весть человечеству, было бы крайне опрометчиво, но такие люди, безусловно, есть, и их немало, иначе бы залы в Петербурге на встречах с Питером Хёгом не были бы полны.
Фото: музей «Эрарта»