Мацуо Басё. Избранная проза
СПб.: «Гиперион», 2017
Любой автор — это тайна личности. Биография иного писателя или поэта известна едва ли не по дням, его произведения разобраны на цитаты и входят во всевозможные списки, вроде «Сотни книг, необходимых к прочтению». Мы знаем о его гражданской позиции, знаем о его слабостях и пристрастиях, нам известны адреса, даты, имена тех, с кем он дружил или враждовал... но личность автора все равно ускользает сквозь сети этих сведений.
С поэтами сложнее, чем с прозаиками. Хорошие стихи подчас рождают у читателя слишком личный отклик: «Причем тут автор? Это я, мои мысли, мои чувства!».
Если же автор жил и творил давно, в случае с Басё — более трехсот лет назад, его личность более чем полностью превращена в прозрачный миф, в нечто необязательное. Человек, примерно-приблизительно описанный «Википедией», делается слугой собственных текстов, молчаливым приложением к ним.
Сборник «Мацуо Басё. Избранная проза» должен помочь хотя бы немного исправить эту несправедливость.
Что мы знаем о Мацуо Басё? Собственно, мы даже не уверены в том, что нам известно его настоящее имя. Шесть имен он сменил прежде, чем стал называться Басё.
Жил в Японии, в семнадцатом веке. Принадлежал к не очень знатному, но очень бедному самурайскому роду Мацуо Ёдзаэмона. Получил приличное образование. Изучал классическую китайскую поэзию. Первую известность приобрел, сочиняя со своим другом шутливые стихи в жанре хайкай-но рэнга. Жанр этот интересен легкомысленным, даже фривольным содержанием. Но самое лакомое в нем — это принцип сочинительства: двое или более собеседников по очереди развивают тему короткими трехстишиями. Причем повествование порой так далеко уходит от изначального сюжета, что это порождает дополнительный комический эффект. Изменение может быть вызвано внезапной ассоциацией или игрой слов — такие рэнга считались особенно удачными.
Именно в эпоху Басё и под сильным влиянием самого Басё лаконичные трехстишия «хайкай» насыщаются экспрессией или созерцательным импрессионизмом, сменяют собой устаревшие, громоздкие и насквозь символистические пятистишия в жанре «вака». А самое главное — они приобретают самостоятельную ценность, перестают быть одной лишь гимнастикой для ума.
Многим известны отдельные трехстишия Басё, по праву они считаются жемчужинами мировой поэзии. Их невозможно испортить переводом на другой язык, они не разрушаются временем. Но если верить запискам поэта, сам он ценил гораздо больше не лаконичное озарение, выраженное в трехстишье, а игру с нанизыванием слов и смыслов, которой предавался с друзьями и учениками до самого конца своей жизни.
Другой парадокс — Басё считается одним из авторов канона хокку, в котором раз и навсегда определено количество слогов. Но именно он же является наиболее злостным нарушителем этого канона. На самом деле канон устоялся примерно за сто лет до его рождения.
Таким образом, на кротком лице полумонаха-полубродяги проступает озорная улыбка хулигана от поэзии.
После смерти друга и соавтора поэт отправляется в Эдо, где поступает на государственную службу. Тоскует. Находит среди столичной суеты целую группу молодых поэтов — почитателей своего таланта и становится «учителем поэзии». То есть — вдохновителем и идеологом, предвестником нового. Именно в Эдо Басё становится Басё — согласно легенде, рядом с домом, который подарил ему ученик, рос банан (芭蕉 — басё).
Печально знаменитый пожар 1782 года, почти дотла уничтоживший старый Эдо, не пощадил и хижины поэта. Сам Мацуо Басё чудом спасся от огня и пережил сильнейшее душевное потрясение. Почтительные ученики построили ему новую хижину, высадили новый куст банана, но... более никогда поэт не жил в новом доме подолгу.
Утешение и успокоение Басё нашел в дзен-буддизме, превратив остаток своей жизни в одно сплошное странствие с редкими перерывами. Новая жизненная философия позволила ему увидеть в сущем непознаваемый космос, а в себе самом — созерцателя, призванного запечатлевать увиденное.
Мацуо Басё считают создателем жанра «путевых заметок», хотя это не верно. Дорожные очерки и в Японии и в Европе появились на много столетий раньше.
Гораздо точнее считать Басё первым автором так называемой «настроенческой прозы». Но и здесь есть некая условность. К слову, раздел «Путевые дневники» в предлагаемом сборнике состоит из стихов самого Басё и его учеников почти наполовину. Тем не менее это именно путевые заметки и именно настроенческая проза.
Прекрасный, но холодный и бесприютный космос бытия охватывает читателя с самых первых строк: «Отправляясь за тысячу ри, не запасайся едой, а входи в Деревню, Которой Нет Нигде, в Пустыню Беспредельного Простора...» — пересказывает автор китайских классиков. Европеец поместил бы эти слова в эпиграф. Басё начинает с них свое повествование, открывая читателю двери в Беспрерывный Простор.
Нам, жителям огромного континента, маленькими кажутся японские острова. Но когда не очень молодой и не очень здоровый человек идет сквозь непогоду через горный перевал, опираясь о плечо ученика, или едет верхом на тряской лошади — это уже не путешествие из Эдо в горный храм, расположенный буквально в соседней области. Это безвременное странствие в вечности, где само понятие «пространство» лишается смысла.
Качаясь в седле,
Видел сны. Вдруг — месяц вдали,
Дымки очагов...
В этом космосе география не важна.
Зимний день.
Тень одинокого путника
Леденеет в седле.
У созерцателя особая роль — рассказать только о том, что важно, и только теми словами, которые передадут суть увиденного.
Монахи, вьюнки,
Рождались они, умирали...
Сосна у храма.
Эти строки написаны в саду храма Таими на горе Футагама. Мы видим: одинокой планетой в пустоте плывут храм со стенами, увитыми вьюнком, и сосна, часть космической стихии, которая может пережить и храм и всех его монахов, и наверняка пережила самого автора...
Только настоящий созерцатель знает, что важно сейчас, в настоящий момент — величественная сосна, или придорожные цветы?
От драконьих ворот
Цветы привезу в подарок
Выпивохам-друзьям.