Хироко Кодзима. Чехов-сан, простите!
СПб.: Издательство РГХА, 2018
Переводчик, русист и эссеист Хироко Кодзима — человек потрясающий без преувеличений. Действительно любящий, понимающий и — возможно, это даже ценнее — всеми силами стремящийся Россию понять. Многолетний переводчик Ю. Норштейна и А. Сокурова, Э. Успенского (за повальной модой на нашего Чебурашку в России — именно эта хрупкая пожилая женщина!) и оскароносного А. Петрова. Переводчица А. Чехова и — А. Платонова. Конечно, у нее и судьба необычная. Отец, чудом выживший в войну, — мог погибнуть и от рук самих японцев, за свой антимилитаризм. Русские песни и фильмы в детстве. Очень тяжелая болезнь, наводившая на мысли о самоубийстве, — спас дневник Анны Франк. Муж — фотохудожник, снимающий Румынию, сын — модельер в Париже. И сама Кодзима-сан, которую можно видеть то в своем полном гостей доме в Токио, то в дружеской беседе с Норштейном в Петербурге. А мы познакомились с ней в Японии, после работы вдруг начав обсуждать Сашу Соколова и Артура Аристакисяна.
Выдохнув от удивления, от Козима-сан можно услышать и еще более необычные — для обычных японцев — вещи. Что она очень не одобряет антироссийские настроения в японском обществе («Осоросия» — популярная игра слов в японском, соединяющая созвучные «Росиа» и «осоросий», «страшный, пугающий»), проамериканскую политику японского правительства, что... Но, наверное, я уже выдаю секреты.
Но уже, видимо, ясно, что Кодзима-сан — совершенно необычная, из того уже почти уходящего поколения японцев, среди которого можно встретить действительно потрясающих, оригинальных людей. Она — настоящий интеллигент в исконном смысле этого слова (а слово «интеллигенция» попало наряду с другими иностранными языками и в японский, где заимствований из русского раз, два и обчелся).
И книга эта прежде всего — исповедь, признание в любви, попытка понять, что как раз и есть — свойство интеллигента, пытающегося не проецировать себя на мир, а постигнуть большие и малые законы этого мира. Да, у нее есть формальная причина — выходили новые переводы рассказов Чехова на японский, Кодзима-сан «представляла» их небольшими эссе, а еще сама нашла и организовала русских художников нарисовать к каждому по одному или несколько иллюстраций.
Но, есть у меня подозрение, книга родилась бы и без этих удачных причин. Ибо Чехов — «вторая первая любовь» автора, портрет его висит у нее с юности перед глазами, читает она его тоже всю жизнь, сравнивая не только редакции рассказов, но и свои чувства от них, свое восприятие и — то, как они прочитываются русскими и японцами.
У меня — и это не просто повод для компаративистики — давно есть идея, что Россия и Япония в чем-то похожи, у нас есть точки пересечения — в ощущениях себя в мире и в культурном осмыслении их. А есть и люди, которые не только осуществляют, поддерживают знания двух стран друг о друге (в Японии, увы, минимальные, у нас уже гораздо лучше, но все равно схематизированное зачастую), но и — сами являются российско-японскими взаимоотношениями в области культуры, простите за официоз, такими культурными мостами.
Вот и рассказы Чехова позволяют поговорить очень и очень о многом. О крыжовнике (экзотическая ягода в Японии!) и Птичьем рынке, токийских соседях и нынешней Москве, о предсказаниях Сокурова и переводах игры слов, о том и об этом.
Это разговор с читателем, японским и (большая заслуга переводчика!) и русским, с нами, хотя по сути — мы присутствуем при разговоре, признаниях Чехову. Почти как исповедь подслушиваем — неудобно даже, такой градус интимности. Ладно, признания в любви, но Кодзима-сан действительно часто извиняется перед Чеховым-сан. За не такой перевод, за предположения о трактовках, за то, например, что не смогла раздобыть еще те рисунки, что сам Чехов заказывал к «Каштанке», а они не пошли в дело. Извинения японцев и интеллигентов — помножить сразу на четырежды.
В книге, конечно, не только вольные эссе, но и точные материи — истории изданий, переводов и иллюстраций, травелог по местам жизни Чехова, о его родителях и женщинах даже, филология, история и культурология.
И за все это Хироко Кодзима просит прощения — не идеально, не все де поняла, можно было сделать лучше. Нам же, кажется, стоит тоже просить прощения — что у нас нет таких книг про японских важных писателей.