Илья Фаликов. Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка
М.: Молодая гвардия, 2017
Уж, казалось бы, чего еще мы не знаем о великой Цветаевой? Все её стихи и поэмы прочитаны, так же, как и проза и письма. Все её любови пересчитаны, все адресаты лирики установлены, все версии гибели предъявлены... Дальше что? Мемуары? Пожалуйста! Вот вам и сестра Анастасия, и дочь Ариадна, и Мария Белкина, и россыпью у других современников и очевидцев. Развёрнутая биография с элементами анализа? Ради Бога! Здесь вам и Виктория Швейцер и, пожалуй, лучшее в этом ряду — блестящий труд Ирмы Кудровой. Исследования? Сколько угодно филологии, но это уже не для широкой публики, а для специалистов. Впрочем, хватило бы и её собственной исступлённой, пышущей жаром исповедальности в каждой строке, чтобы представить себе всю эту трудную судьбу гения. Кто еще столь настойчиво и обнажённо предъявлял себя миру?
Но, во-первых, время идёт, открываются архивы (как раз Мария Белкина сетовала на их закрытость в пору её писания «Скрещения судеб») постоянно всплывают всё новые и новые материалы и подробности. Это раз. Во-вторых, есть огромная книжная страна под названием ЖЗЛ, и чтобы в этой стране не нашлось места для русского гения Марины Цветаевой? Форменный нонсенс! Конечно, нашлось! И нашёлся поэт — биограф Илья Фаликов (сразу оговоримся, это отнюдь не первый его опыт писания в био-ЖЗЛ, уже были и Евгений Евтушенко, и Борис Рыжий), написавший огромный восьмисотстраничный том. А в ЖЗЛ нынче иначе не пишут — и правильно делают. Уж читать, так читать, уж знакомится с судьбой выдающегося человека¸ так во всех мелочах и подробностях!
Удалась ли эта книга? Безусловно! И главное и, как представляется, несомненное достоинство этого тома — портрет Марины Цветаевой (дальше — МЦ, так не только у Фаликова, но и у многих, пишущих о ней) в первую очередь именно как поэта. Да, трудный во всех отношениях человек, безусловно усложнявшая жизнь и всем окружающим, и себе самой. Но — скажем трюизм: с гениями всегда трудно. Да, невероятно драматичная судьба, а трагизм, да еще с таким финалом, всегда собирает немало зрителей, и все жаждут подробностей. Но — в первую очередь ведь — великий поэт! И Фаликов об этом не забывает ни в одной своей строчке.
О выбранной автором конструкции-композиции книги говорит эпиграф — слова самой Цветаевой: «Хронология — ключ к пониманию». Этому принципу строго следует Фаликов. Шаг за шагом, страница за страницей движемся мы по этой невероятной судьбе, все повороты, водовороты и счастливые и скорбные вехи которой известны наизусть, и, тем не менее, все они как бы открываются нам заново и заново проживаются нами вместе с автором: от благополучного дореволюционного московского житья (восемь человек прислуги и 50 000 николаевских рублей на личном счете в банке) через нищенскую жизнь в революционной Москве, трудную, отягощенную ненавистным бытом и сложными отношениями с литературным окружением пору эмиграции, к возвращению на родину «в морок сталинских репрессий» и к финальному елабужскому гвоздю, хотя как раз здесь Фаликов читателя щадит, и последние душераздирающие страницы её жизни опускает. То, что происходило в Елабуге, можно прочесть в других книгах вместе с версиями ухода МЦ, которые так и остаются только версиями. А Фаликову-биографу версии не нужны, он работает исключительно с документами.
Сам текст Фаликова предельно плотен, требует сосредоточенного внимания, требует полной читательской отдачи. Чтение такой книги — работа. И работа серьёзная. Но — и много привносящая в понимание жесткого, а зачастую и весьма жестокого рисунка судьбы гениального поэта. В книге три части. И попробуйте угадать, что таится, по крайней мере, за двумя первыми названиями «Мельник играет на виолончели», «Лютня! Безумица!», «Пора снимать янтарь». Кроме того, весьма уместно приведены основные даты жизни и творчества М.И. Цветаевой и библиография, скромно названная краткой (17 изданий Цветаевой и 51 издание литературы о ней). Один этот список говорит о серьёзности проделанной работы. А вот именного указателя в томе нет. Большое, надо сказать, упущение. Уж коли претендуете на почти академическое издание, будьте добры, во всём этим меркам соответствовать.
Так какую задачу ставит перед собой Фаликов? Об этом он говорит практически на последних страницах: «Моя книга о том, что происходило в сознании МЦ или могло его коснуться». Оттого текст столь насыщенно документален: письма, стихи, рецензии, воспоминания... На каждой странице эти свидетельства, исключающие какие-либо домыслы и версии, всё строго документально, всё доказательно подтверждено. Иногда начинает казаться, что автор выбрал скорее роль исследователя-составителя, чем биографа-комментатора, но это обманчивое ощущение. Фаликов постоянно держит руку на поэтическом пульсе Цветаевой, его анализ точен и практически безошибочен. А поэт о поэте всегда скажет точнее и вернее любого литературоведа-интерпретатора, поскольку поэт живёт в том самом поле, которое человек сторонний может только наблюдать, пользуясь своим инструментарием, отличающимся от поэтического.
В аннотации к книге Фаликова задаётся вопрос: «Судьба Марины Цветаевой в сегодняшних условиях, не требующих поэта, убивающих поэта, может сама по себе поразить читателя. <…> Что бы она делала в наши дни? Она, можно сказать, ярая антирыночница?» Как ни парадоксально это прозвучит, думается, именно сейчас благодаря интернету и привычке МЦ к постоянному и весьма интенсивному эпистолярному общенью (оно же аналог виртуального), у неё могла бы быть большая читательская аудитория и масса подписчиков с их непременными лайками. Как раз сейчас почти мгновенный читательский отклик, минуя бумажную публикацию, получить гораздо легче, чем в цветаевские времена. Может, удалось бы и концертирование организовать, как это вполне благополучно происходит, скажем, с Дмитрием Быковым и Верой Полозковой
Ну, а что сказать напоследок? Очень жаль, что книги ЖЗЛ неподъёмно дороги, и заведомо отсекают значительную часть аудитории, которой подробная и очень достойная книга Ильи Фаликова о Марине Цветаевой могла бы много дать.