Кристофер Прист. Островитяне
М.: Э. FanZon, 2017
Архипелаг Грез — тысячи островов, расположенных меду двумя материками. И это единственная правда, на которую можно положиться. Наверное, можно. Скорее всего. Или все же нет?
Да или нет? Фантастика или сатира? Роман или сборник новелл? «Островитяне» Кристофера Приста не оставляют единственно верного выбора. Думаю, хуже всего пришлось автору аннотации к книге, ведь он-то вынужден был выбирать, и аннотация вышла беспомощная и скомканная. Не останавливайтесь на ней вообще, переходите сразу к тексту. Он вас тоже обманет, но уже только ради этого «Островитян» стоит прочесть.
Итак, у вас в руках путеводитель по миру, которого не существует. Хотя, что я говорю? Конечно, он существует — в воображении. Причем, именно в вашем. Существует наравне с реальным миром, который, если задуматься, такая же иллюзия. Ведь что мы знаем о нем? Что мы о нем знаем на самом деле? Только то, что видим собственными глазами, в остальном приходится просто доверяться кому-то другому.
И вот вы отправляетесь в путь, держась за чужие слова, словно за нить Ариадны, и надеясь, что найдете дорогу назад. Но в отличие от каменных стен лабиринта в романе Приста все очень зыбко, нет даже единого сюжета. Это куда более увлекательная головоломка, где гениальный писатель может оказаться убийцей (а может и не оказаться), где двойники морочат почтеннейшую публику, а сведения о ветрах и режиме работы музеев выглядят более важными, чем новости о бесконечной и бессмысленной войне. И все это вместе лишь самый верхний слой. Глубже прячутся совсем иные смыслы.
Например, историю исследования и заселения острова Обрак-Гранд можно прочесть как рассказ о том, что не стоит соваться туда, куда соваться не стоит. Или наоборот — о покорении человеком природы. А можно увидеть в ней насмешку над нашим миром, ведь траймы (ядовитые насекомые, которые способны уничтожить существо гораздо больше их по размеру) не помешают превратить тропические леса в лесопарки, а равнины — в развлекательные и спортивные комплексы. В конце концов «траймов сильно боятся, но редко встречают».
И хотя законы Обрка обязывают всех постоянно держать при себе противоядие, само слово «трайм» использовать нельзя. «Данный запрет распространяется на книги, журналы, публичные лекции, предупреждающие знаки и официальную литературу. Запрещено изготовление, хранение и распространение рисунков фотографий и цифровых изображений насекомых. Слово “трайм” нельзя использовать в разговоре, а слово “насекомое” следует употреблять либо строго в научном значении, либо при упоминании бабочек, пчел и так далее». Попробуйте прочесть такое однозначно. У меня не получается.
Попробуйте однозначно прочесть историю о художнице, которая создает тоннели, и художнике, цель которого — заполнять пустоты. Здесь и об откровенно плотском начале, и о стремлении изменить мир пусть даже в ущерб миру (один из островов, изрытый ходами, в конечном итоге ушел под воду). И о музыке, что создает ветер, врываясь в искусственные полости. И о тревоге, которую эта музыка вызывает в людях. Об искусстве, порождающем безотчетный, животный страх.
Даже нейтралитет островов, о котором постоянно повторяют герои, далек от кристальной ясности. Нет, они не врут читателю, они и сами искренне верят, их совсем не удивляют военные базы на островах и «черные береты», разыскивающие дезертиров. Где-то этому сопротивляются, где-то нет, но не удивляется никто. «На нашу привычку отворачиваться от тех, кто пересекал Архипелаг, направляясь на поля сражений, во многом повлияли войны». Все бы хорошо, но у вас нейтралитет, вы не ведете войн.
Отворачиваться от опасности, отворачиваться от любви, не называть трайма траймом, прогнать художника, но объявить его творения национальным достоянием. Искренне хочется спросить: где тут вообще фантастика? Но это и не реализм, и не сатира, это куда более редкий зверь — хорошая литература.
Многомерности в своем романе Кристофер Прист добивается нехитрым приемом — взглядом с разных сторон. С разных сторон стекла. Этот образ постоянно повторяется в тексте: как защита, как опасность, как иллюзия. Двойники — отражения в зеркале, которого на самом деле нет. Влюбленные, которым помешало отражение собственных мыслей друг о друге. Безвинно казненный юноша, чье посмертное помилование — словно злая насмешка в кривом стекле.
Мы смотрим на мир не своими глазами, мы слишком часто доверяемся призрачной пелене, что нас окружает. Пелене из дыма и зеркал.