Аки пчела

Андрей Волос. Неудачная охота
М.: Э, 2017

Еще аж в 1966 году Агата Кристи устами своей героини, писательницы Ариадны Оливер, сказала, что названия детективов типа «Пятно на лестнице» звучат старомодно, и назвать свои произведения ей приходится не иначе как «Она призывала смерть» или вроде того... Большинство современных писателей придерживаются этого курса не только в детективном жанре, но и в любом, изо всех сил стараясь интриговать потенциального читателя. И с этой точки зрения название книги Андрея Волоса — «Неудачная охота» — звучит прямо-таки провокационно просто. И ведь в повести, по имени которой названа и вся книга, речь пойдет именно о неудачной охоте! Причем на кабана, а не на какое-нибудь фантасмагорическое существо. По нынешним временам это просто удивительно.

Эта простота и прозрачность, начинающиеся прямо с обложки, в сочетании с пронзительностью прозы заставляют вспомнить незаслуженно подзабытых и практически нечитаемых сегодня советских классиков, таких как, например, Виктор Астафьев, Юрий Казаков, Виктор Конецкий. Особенно это касается первых двух повестей, включенных в книгу — собственно «Неудачной охоты» и «Кудыча». Бытописание российской глубинки, близость к природе, богатый внутренний мир человеческих существ и что-то прекрасное, настоящее, ушедшее...

« — Лошади! — завопил Митька. — Там! Лошади! Лошади!

Он схватил Коваля за карман штанов и потащил к загону.

— Ты чего? — удивился было Коваль. — Не волки же!..» — это из «Неудачной охоты», в которой юному пареньку так и не удается подстрелить матерого зверя из вожделенного ружьишка.

А вот из «Кудыча»: «Куда я еду? — с тревогой спрашивал я себя, испытывая досаду при взгляде на очередное озерцо, проплывающее мимо. Вода рябила, сверкала; сверкал и берег, покрытый белоснежной коркой соли. Степь, степь! Да еще какая степь — вон даже песок буграми, барханы! Не степь — пустыня!». Конечно, в итоге лирический герой все-таки приедет в нужный ему Кудыч Наримановского района, и поселится у казахов, и будет есть арбузы от почечной колики, и выловит покойника из озерной воды... И подытожит в том смысле, что будет, что вспомнить.

Брезжит во всем этом некая... Нет, упаси боже, не вторичность — жизнь щедра к писателям, не скупясь на бытовое и природное разнообразие: вот местечко, где не ступала нога абсолютного большинства жителей больших городов, вот иное отношение к вещам и понятиям, вот чужой уклад, ну и так далее. Человеку пишущему всегда будет, что рассказать человеку читающему. И все-таки слово «Зачем?» иногда задумчиво поднимает свой вопросительный знак (особенно если вышеупомянутые отечественные классики были прочитаны хотя бы в условных объемах). Любопытно, что ответ имеется у самого Андрея Волоса — он дал его в одном из своих монологизированных, как сейчас это модно, интервью. «Давно доказано, что писатели — графоманы в клиническом смысле этого слова, то есть люди, подверженные болезненной склонности к письму... Если смотреть на вещи здраво, придется заключить, что рассказы, повести, романы и даже стихи — это всего лишь побочный продукт жизнедеятельности писателя. Пчелы тоже жужжат и собирают мед не потому, что этого хочет пасечник, и не для того, чтобы в магазинах продавался мед, разлитый в баночки. Они никогда не смогут поставить частоту трепетания крылышек в зависимость от плана заготовительской конторы. Тем не менее, подобная независимость еще не является поводом для того, чтобы посыпать их дустом. Пусть пчелы жужжат, а писатели пишут — и те, и другие создают нечто такое, что кому-то кажется ненужным баловством, кому-то — любимым лакомством, и наверняка найдется кто-нибудь, для кого это — последнее лекарство».

Красиво. На этом, пожалуй, и закончим с философскими вопросами. И вернемся непосредственно к книге, в которую, между прочим, входят еще две повести. Одна из них — «Из жизни одноглавого», ранее даже выпускалась отдельной книгой. Это история библиотеки, рассказанная от имени интеллектуально одаренной птицы. Небольшой коллектив, ограниченное пространство, смутное время — все это прекрасная почва для любви, интриг, трагедий и проявлений героизма. У Андрея Волоса получилось довольно ироничное, но в то же время очень романтичное произведение. Если вам понравился в свое время роман Маши Трауб «Руками не трогать» про музейных тетенек, то и жизнь обитателей одной отдельно взятой Волосом библиотеки не оставит вас равнодушными. Особую легкость повествованию придает крылатый главный герой — даром что попугай, но, как нам совершенно справедливо намекает название, в некотором роде все-таки орел!

И, наконец, неохваченным осталось последнее произведение в этом весьма объемном сборнике — «Жестяная дудка». В послесловии к этой повести сам Волос несколько кокетливо (начинал-то он все-таки именно со стихов, пусть это было и давно) называет ее «довольно неловкой» попыткой прозаика проникнуть в душу поэта. На самом деле, на мой взгляд, получилось очень даже ловко. Может быть, благодаря все тому же личному опыту, а может быть, благодаря мощным стихам Сергея Мурачева, чьим внутренним метаниям и бесконечным сомнениям и посвящено повествование Волоса. Они его, не побоюсь этого слова, венчают.

Кстати, тут тоже не обошлось без пчел. С их тяжелым гудением Волос сравнивает рождение новых стихотворных строк и образов — только что мертвые, высохшие, они начинают «кружить по листу, оживляя вокруг себя равнодушный воздух»...

И это очень красиво. Без вопросов.