Владимир Данихнов. Тварь размером с колесо обозрения
М.: Э, 2018
Марианна Ионова в статье «“Новый мир”, 2018, № 2» («Новый мир») рассуждает об авторском подзаголовке романа: «Определив свою вещь как документальный хоррор, то есть сведя царящий последние годы в интеллектуально продвинутых массах тренд на подлинность материала с самым бессменно-нетрендовым, низовым, Владимир Данихнов, предположу, дает знать и поклонникам упомянутого тренда, и читателям своей “Колыбельной” и “Девочки и мертвецов” о том, что это прежний он. А кроме того подсказывает все дальнейшее не воспринимать как “историю болезни”, каминг-аут о борьбе с раком (каких сейчас много в печатном пространстве), но отстранить — и читать художественное повествование, которое всегда и прежде всего говорит не то, что говорят составляющие его буквы.
Выбор “жанра”, впуская тяжеловатую, подчерненную самоиронию туда, где для нашей культуры привычнее патетика, отсылает и к прямому значению слова “хоррор”. Пресловутая тварь — детский кошмар героя, порождение его восприимчивой психики, нечто иррациональное и несущее неясную же угрозу и именно потому ужасающее. Тварь — это, конечно же, смерть, а за психотическим страхом, который вроде бы не к лицу взрослому человеку, за образом (документальность — так сказать, для отвода глаз) патологии легко угадывается естественный страх смерти. < ...> Рассказанная нам история — не только о том, с чем человеком встречается в одиночку, она и о том, что касается двоих, ставших одним; и если первое, как чреватое мировоззренческим апокалипсисом и сопряженной с ним болью, всегда пользовалось вниманием русской литературы, то до второго, вместилища надежды, она снисходит неохотно. Герой не в меньшей мере тот, кто претерпевает, чем тот, кто любит и любим. Взаимная супружеская любовь показывает себя силой, многократно превосходящей силы душевного распада; и в конечном счете лишь она не позволяет герою умереть при жизни».
В своем блоге писатель Булат Ханов приводит неожиданную литературную параллель: «“Тварь размером с колесо обозрения” родственна, как ни странно, “Исповеди англичанина, употребляющего опиум” Томаса Де Квинси. Несмотря на разность эпох, культур, положений, книги объединены причудливым сочетанием фактографической точности, заданной предельно высоким уровнем саморефлексии, и ощущением миражности, вызванным чувством истончившейся реальности у авторов. И у Данихнова, и у Де Квинси ставший для них будничным кошмар перемежается эпизодами, которые в равной степени можно считать как вымышленными, так и произошедшими в действительности. Так, в руки Данихнова таинственным образом несколько раз попадает одна и та же загадочная шкатулка, а Де Квинси покупает пузырек опиума в аптеке, которая при следующем появлении на той же улице бесследно исчезает с карты города.
Тварь размером с колесо обозрения — это не просто рак. Это и страх сойти с ума, и сомнения в собственной состоятельности, и подозрения окружающих в излишней жалости, и недосягаемые вершины. Справиться с тварью нельзя ни собственными силами, ни с помощью близких, ее нельзя ни прогнать, ни умилостивить, ни насмешить. Если убедить себя, что тварь — это вымысел, то она явится через сны или проторит другую дорожку. Единственный выход — это смириться с существованием твари и оставаться тем, кем тебя видят и кто ты есть: верным мужем, надежным родителем, остроумным другом, ярким писателем. И тогда настойчивый стук в дверь не застигнет тебя врасплох...»
Сергей Оробий в материале «Обзор: новые книги. Серия издательства “Эксмо”» («Textura Club») подчеркивает, что роман «Тварь размером с колесо обозрения» не столько о болезни автора, сколько о других материях: «Книга Данихнова — не очередной рассказ на тему “как я победил свою болезнь”. Она не о болезни, а о страхе. И — нет, не только перед онкологией, как можно было подумать, хотя без этого опыта не было бы романа. История борьбы с раком — лишь половина книги. Больничные хроники чередуются с флэшбеками о добольничной жизни главного героя, в которой он имел занятное хобби: бродил с друзьями-сталкерами по “заброшкам” — опустевшим домам, затопленным туннелям и прочим неуютным пространствам. Местам, где то и дело мерещатся подозрительные тени, и часто кажется, что кто-то призрачный стоит за плечом. Иногда и окружающие могут заметить что-то неладное, тогда тем более становится не по себе.
“Больничная” и “добольничная” хроники постепенно сближаются, между ними возникает странная реакция. Оказывается, что страх — та самая тварь размером с колесо обозрения — исчезает, когда приходит болезнь. Страх от неё вообще не зависит, потому что прячется куда глубже, он — константа жизни: “Что-то должно жрать меня изнутри”. И ремиссия не означает, что кошмар позади, наоборот, остаёшься один на один с собственным бессознательным. Данихнов написал книгу реалистическую, даже бытописательскую. Но — наколдовал удивительный эффект: чем обыденнее сюжет, тем неуютнее читателю. Скажем, вся сюжетная линия с найденной в очередной “заброшке” шкатулкой — очень жуткая, совершенно стивенкинговская. И этот стук в финале... Я, кстати, не уверен, что это хэппи-энд. Буду рад ошибиться».
О том же пишет Галина Юзефович в статье «Фантаст Владимир Данихнов написал роман о своей борьбе с раком. Рассказываем о нем и еще пяти книгах о травматичном опыте» («Медуза»): «Первое и главное, что нужно знать о книге ростовского фантаста Владимира Данихнова — она совершенно точно не о “победе над раком”. При всем автобиографизме и документальной — вплоть до имен, дат и названий препаратов — точности в “Твари размером с колесо обозрения” нет ни комфортной параболической сюжетной структуры (“один человек жил да жил, покуда ему не поставили страшный диагноз, но человек этот был храбрец, он боролся, а близкие ему помогали, ему было трудно и больно, но вот он вышел в стойкую ремиссию и живет себе дальше, обогащенный новым опытом”), ни позитивного настроя. А это значит, что читать ее для психологической поддержки или в надежде на обнадеживающую историю исцеления ни в коем случае не стоит. <...>
Данихнов намеренно уснащает свое повествование на первый взгляд избыточными медицинскими деталями, перегружает текст именами реальных людей, названиями мест, описаниями монотонных перемещений из онкодиспансера в онкоинститут, в аптеку, в поликлинику... Но именно эта блеклая, в мельчайших деталях узнаваемая реальность большого провинциального города, такая уютная, скучная и предсказуемая, служит максимально эффектным фоном для глубинного зла, таящегося где-то рядом, ускользающего от взгляда и при всем том неприятно материального.
Из собственных боли, страха и отчаяния, из тоски квот, анализов, обследований и рецидивов Владимир Данихнов творит морок такой стивен-кинговской плотности и густоты, что рука читателя невольно тянется к выключателю — зажечь свет, защититься от темноты и таящегося в ней ужаса».
Владислав Толстов в обзоре «Русские, русские, беспокойная судьба: новинки отечественной прозы» («БайкалИНФОРМ»), напротив, не видит в этом романе ничего кроме эпопеи переживания смертельной болезни: «Меня всегда не то чтобы поражало — привлекало, когда писатель начинает писать о том, как он заболел смертельной болезнью, а потом вылечился, и как это было — во всех подробностях. Помню книгу Ирины Ясиной “История болезни”, в прошлом году выходила (я о ней писал) книга Анны Старобинец “Посмотри на него”, хотя началось все, как мы помним, с “Трепанации черепа” Сергея Гандлевского еще в 1994 году (кстати, очень хорошая книга, всем рекомендую). Теперь вот Владимир Данихнов отдал, так сказать, дань. Я понимаю, что его читателям было бы куда интереснее прочесть новое произведение автора великого романа “Колыбельная”, но в данном случае это право автора, выбирать тему для новой книжки. Да и для того, чтобы написать подробную эпопею переживания смертельной болезни, в данном случае — онкологического заболевания, требуется, как мне кажется, немалое мужество. Это ведь ты сейчас будешь справками своими трясти, анализами, перед людьми, которым, в общем, пофиг. В этом есть какая-то отчаянная сосредоточенность, зацикленность на себе, любимом, но в то же время — есть и отвага поведать о своих болячках urbi et orbi. На любителя, в общем, чтение. Я думаю, это наследие эры соцсетей: отучились наши писатели болеть вдали от своих читателей, не хотят оставлять нас без присмотра».
И, наконец, Аглая Топорова, член Большого жюри «Национального бестселлера», в своей рецензии ничего не говорит о книге Владимира Данихнова, зато много рассуждает о том, стоило ли выдвигать это произведение на литературную премию: «Чтение подобных текстов выполняет важную психотерапевтическую функцию: на фоне трагедий других, особенно знаменитых людей, свои беды представляются мелочами, не стоящими внимания. Имеют и эффект познавательный: к кому, куда, и как, обращаться, если что. Да и сочувствие к авторам, задокументировавшим кошмары собственной жизни (“вот книга, ночь проплакал я над ней” Г.Григорьев), добавляет читателю самоуважения. <...>
Чем руководствовались номинаторы, выдвигая автобиографические тексты Дахинова, да и “Посмотри на него” Анны Старобинец на литературные премии, я реально не понимаю. То есть, расчет на безусловное принятие и уважение жюри, положительные рецензии и баллы для при голосовании понятен. Однако такая этическая позиция по отношению к остальным участникам и членам жюри, представляется мне совершенно недопустимой.
Нельзя всерьез — хороши ли композиция и метафоры? увлекателен ли сюжет? — разбирать текст о прерывании беременности на позднем сроке или борьбе с тяжелейшим заболеванием. Потому что, если попробовать оценить всерьез, то получается, что обсуждаешь не книгу, а жизнь и боль человека, то есть, попросту сплетничаешь...»
Ранее в рубрике «Спорная книга»:
• Сергей Зотов, Дильшат Харман, Михаил Майзульс, «Страдающее Средневековье»
• Филип Пулман, «Книга Пыли. Прекрасная дикарка»
• Наринэ Абгарян, «Дальше жить»
• Лора Томпсон, «Представьте 6 девочек»
• Инухико Ёмота, «Теория каваии»
• Июнь Ли, «Добрее одиночества»
• Алексей Иванов, «Тобол. Мало избранных»
• Ханья Янагихара, «Люди среди деревьев»
• Антон Долин, «Оттенки русского»
• Гарольд Блум, «Западный канон»
• Мария Степанова, «Памяти памяти»
• Джонатан Сафран Фоер, «Вот я»
• Сергей Шаргунов, «Валентин Катаев. Погоня за вечной весной»
• Александра Николаенко, «Убить Бобрыкина»
• Павел Басинский, «Посмотрите на меня»
• Андрей Геласимов, «Роза ветров»
• Михаил Зыгарь, «Империя должна умереть»
• Яна Вагнер, «Кто не спрятался»
• Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него»
• Ольга Славникова, «Прыжок в длину»
• Тим Скоренко, «Изобретено в России»
• Сергей Кузнецов, «Учитель Дымов»
• Герман Кох, «Уважаемый господин М.»
• Антон Понизовский, «Принц инкогнито»
• Джонатан Коу, «Карлики смерти»
• Станислав Дробышевский, «Достающее звено»
• Джулиан Феллоуз, «Белгравия»
• Мария Галина, «Не оглядываясь»
• А. С. Байетт, «Чудеса и фантазии»
• Сборник «В Питере жить», составители Наталия Соколовская и Елена Шубина
• Хелен Макдональд, «Я» — значит «ястреб»
• Герман Садулаев, «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях»
• Галина Юзефович. «Удивительные приключения рыбы-лоцмана»
• Лев Данилкин. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»
• Юрий Коваль, «Три повести о Васе Куролесове»
• Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»
• Владимир Сорокин, «Манарага»