Виктор Пелевин. iPhuck 10
М.: Эксмо, 2017
О сюжете нового романа Пелевина рассказывает Наталья Ломыкина в рецензии «“Жить ой. Но да”: новый роман Виктора Пелевина “iPhuck 10”» («РБК-Стиль»): «Мы живем в гипсовом веке. Такой вариант предлагает культовый писатель “Generation "П"” Виктор Пелевин в своем новом романе “iPhuck 10”. Лет через 50 дверь из туалета московского офиса Британского совета станет дорогим лотом на аукционе современного искусства, секс окажется вне закона, а писать культовые романы в имперской России эпохи “новой неискренности” вместо господина Пелевина станет Порфирий Петрович, “полицейско-литературный робот ZA-3478/PH0 бильт 9.3”.
Порфирий — искусственный интеллект, проникающий всюду, где есть доступ в сеть. Он расследует преступления и пишет отчеты о них в форме популярных детективных романов, “опираясь на аналоги и лингвистические паттерны в своей базе данных”.
“iPhuck 10” — самое странное дело Порфирия Петровича и одновременно 244-й “шедевр алгоритмической полицейской прозы”, который пишется, пока читатель переворачивает страницы. Автор, впрочем, предупреждает, что все его тексты “цензурируются редакторами-людьми с целью сократить избыточную информацию и убрать обидную для человека правду”, поскольку “совершенство мысли, стиля и слога унижает читателя и провоцирует разлив желчи у критика”. В то же время “iPhuck 10” — самый дорогой любовный гаджет конца ХХI века, разрешенный и желанный тренажер для занятий виртуальным сексом, “мощности которого хватит на любые мыслимые и немыслимые задачи”».
Андрей Архангельский в статье «Сизифов труп» («Огонёк») говорит о новой книге Пелевина как о показательном примере писательской саморефлексии: «Дешифровать игру на тот раз не составляет труда. Литературно-полицейский алгоритм Порфирий Петрович — это сам Пелевин, а Маруха Чо — “искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру” — это, так сказать, вся элита, современная интеллигенция и шире — общественность, которая когда-то считала Пелевина своим новым мессией, а теперь — разменявшим свой талант “мильен по рублю”. Но надо отдать должное Пелевину, в этот раз он не шутя пытается рассказать, как именно он понимает свою миссию и, шире, литературное творчество в XXI веке. То есть отвечает на многочисленные упреки, почему пишет “одно и то же”, почему “нет сюжета и героев” и так далее. Понимаете, как бы обращается к нам Пелевин, ничего авторского, ничего “своего” в мире давно не осталось. Поэтому есть два варианта: обманывать себя, делать вид, что это не так, или же принять это как данность и стать “самым свободным среди рабов”. Ничуть не стесняясь, работать не мессией, как когда-то понималось в России писательство, а машиной по переработке букв в слова и предложения. Писатель сегодня — это именно алгоритм, механизм. Я, говорит Пелевин, буквенная машина, которая верит Ролану Барту и Жаку Деррида, объяснившим когда-то про “смерть автора”. И поэтому упреки, что “пишет много и одно и то же”, бессмысленны: какие претензии к машине?»
Эту интерпретацию поддерживает Елена Макеенко в рецензия «Новый роман Пелевина iPhuck 10: киберсекс, искусство и тяжесть бытия» («Esquire»): «Где-то на первой полусотне страниц рассказчик-алгоритм объявляет, что раскрытие приема — его главное оружие и залог высоких продаж, а дальше щелкает знакомыми приемами пелевинской прозы, как белочка орешками (в продажах можно не сомневаться).
Тем временем за эффектным, но корыстным саморазоблачением, за многоуровневыми, злыми, не всегда смешными анекдотами про политику, гаджеты и совриск, за по-хорошему зубодробительной концепцией мыслящего рандомного кода проскальзывают неожиданно позавчерашние аллюзии и цитаты. Претензии, будто Пелевин только что открыл для себя убер, айфон, Бэнкси и “Пятьдесят оттенков серого” меркнут на фоне упоминания стюардессы по имени Жанна и хита группы “Альянс”. К этим маячкам для старой читательской гвардии цепляются и сожаления о том, что ты, дорогой читатель, тоже наверняка помнишь слишком много Хайдеггера, из-за чего у тебя плохо со свежими идеями, и тебе тоже “многомысленно в фейсбуке, но нет в фейсбуке счастья”, и про “сны, мечты и образы, индуцированные рекламой и маркетингом” тебе, конечно, тоже все давно ясно. Но главное — даже на пятнадцатом романе Пелевина тебе, дорогой читатель, до сих пор непонятно, как быть? А часики-то тикают».
Михаил Визель в рецензии «Виктор Пелевин. Очнулся — гипс» (сайт «Год литературы») предлагает совсем другой вариант прочтения основного мессаджа романа: «Для чего же Виктору Пелевину понадобилась вся эта обескураживающе интимная, а порою сокрушительно непристойная машинерия? Как раз для того, чтобы обрушиться на современное искусство. Производящее давно уже не предметы, не смыслы, и даже не упаковки смыслов, а разрешительные санкции на то, что именно считать смыслом.
Мало того: романист вводит новый искусствоведческий термин. Искусство первой трети XXI века, уверяет Мара Порфирия, — это “гипс”. Не в том смысле что “гипсовые статуи”, разумеется, а в том, что Бог умер (или почти умер), его положили в саркофаг, и “гипсовое искусство — это искусство, которое своим виртуальным молотом пытается разбить этот саркофаг. Или, наоборот, старается сделать его еще крепче”.
Подобное мерцание смыслов и переливы многоуровневой иронии вообще насквозь пронизывают 400-страничную книгу. Ее автором, как мы уже знаем, объявлен “полицейско-литературный алгоритм”, который вообще не сочиняет, а синтезирует текст из подобранных в Сети фрагментов. При этом он же обрушивается, в совершенно нецитируемых выражениях, на литературных критиков, которые требуют от автора следования западным романным канонам — занимательность сюжета, сопереживание героям, — в то время как от русского романа требуется, уверят нас обиженная программа, совсем иное! “Читатель размышляет, пока читает. Испытывает множество переживаний, которые сложно идентифицировать. В России всегда читали именно для этого, а не затем, чтобы следить за перемещениями какого-то "крепко сбитого характера" по выдуманному паркету...”»
Анна Наринская в рецензии «Пелевин и нежность» («Новая газета») подчеркивает, что Пелевин, вроде бы акцентируя внимание на современном искусстве, на самом деле пишет совсем о других, куда более печальных вещах: «Об искусстве здесь говорится множество заезженных вещей (“Грязный секрет современного искусства состоит в том, что окончательное право на жизнь ему дает — или не дает — das Kapital” — и это сообщается сегодня, серьезно?), но сквозь такие шаблонные разоблачения прорывается подлинная (да, подлинная, настаиваю!) тоска о конце искусства. Ценность искусства нашего времени (речь идет именно об артефактах конца десятых годов двадцать первого века), говорит искусствовед Маруха, в референции к возможности свежести. Это ксерокопия света. Не наблюдение самого света, а фиксация того факта, что свет когда-то был. <…>
Этот роман с его дурацким названием — именно такая фиксация. Требуется большая самоирония для того, чтоб с позиции скрывающегося, как бы “не присутствующего в теле” автора написать роман от лица бестелесного компьютерного кода “обученного литературе”. Есть большая тонкость в том, чтобы сделать этот компьютерный алгоритм несчастным, мнительным, обидчивым, грустным. Пронзительно грустным».
Константин Мильчин в материале «50 оттенков Пелевина» (сайт «Горький») сетует на то, что в последние годы Виктор Пелевин несколько оторвался от реальности: «О, Великий! Ваш новый роман имеет все те же печальные черты увядания, что и последние четыре. Пардон, вы, наверное, больше любите слово «крайние». Вы с интересом открываете для себя некие новые тренды или технологии и с жаром о них говорите. Например, службу заказа такси Uber, про которую вы шутите первую половину книги, хотя в России она появилась четыре года назад. Вы даже превращаете Uber в литературный прием. Вы открыли для себя прекрасный мир дамских романов о садомазохизме, и это через пять лет после выхода “Пятидесяти оттенков серого”. Вы открыли для себя мир современного искусства и художника Павленского с сильным опозданием, когда что про первое, что про второго уже давно все отшутились. Вы открыли для себя Уэльбека, когда его популярность в России пошла на спад. Вы шутите про медвежью кавалерию и про Путина на медведе. Вы, видимо, очень завидуете Владимиру Сорокину, вы постоянно шутите по поводу его Нового Средневековья. Но тут вы опять опоздали и обратили внимание на цикл его книг тогда, когда последний роман Владимира Георгиевича “Манарага” вызвал почти единодушное недоумение критиков».
Евгения Лисицына в статье «Все романы Пелевина от лучшего к худшему» (онлайн-журнал «Нож»), напротив, видит в таком вневременном характере романа Пелевина сплошные плюсы: «У романов Пелевина есть своеобразные плавающие сроки годности. Со временем многие из них при безусловной годности постепенно опускаются на дно, потому что уходят не только сами реалии из романа, но и те, кто помнили бы эти реалии. Нет, конечно, они не умирают, вы что, просто многие вещи острые и бьют прямо в сердце за счет актуальности, а когда актуальность ушла, то и текст становится слабее. “iPhuck 10” взлетел так высоко, потому что он еще долго не потеряет остроты, если вообще с ней расстанется.
Пелевин наконец-то после долгих лет стал писать не для какой-то абстрактной интеллектуальной аудитории, а для вполне конкретных молодых читателей, которые хорошо знакомы с современной культурой и ее особенностями. К тому же автор здесь смог вскочить не на мутный и мелкий гребень не мемов, но на большой гребень тенденций».
Игорь Кириенков в рецензии «“iPhuck 10” Виктора Пелевина: вы не гаджет» («Афиша») предсказуемо сопоставляет последние (или все-таки «крайние»?) книги Владимира Сорокина и Виктора Пелевина: «Что такое сезон 2016—2017 для сатирика (а нынешний Сорокин, безусловно, сатирик) — зайти не с козыря решительно невозможно. Между тем оба тенора эпохи показательно, если не сказать в лоб, игнорируют хайп, бит и флоу ради собственных, не совпадающих с конъюнктурой фантазий. Бук-энд-грилл и киберсекс (а iPhuck — это в первую очередь умное дилдо; аналог “живого уда” из “Теллурии”) — контрповестка, которую высокая (или формально почитаемая за таковую) русскоязычная беллетристика предлагает русскоязычному читателю; именно здесь, по версии главных местных провидцев и вероучителей, стоит искать дух времени — даже если лента раз за разом подсовывает новую протестную весну или выходки нового американского президента.
Об этом желании сыграть против рынка и ожиданий публики — пожалуй, самые звучные страницы “iPhuck 10”: Пелевин — что бы вы думали — внимательно читает критику на себя и отвечает здесь сразу всем в македонской, с двух рук, манере: взволнованному монологу Порфирия Петровича — довольно обаятельному автошаржу, который уподобляет рецензента вокзальной минетчице, — чуем, суждена долгая жизнь в соцсетях».
Самую высокую оценку книге дает Галина Юзефович в рецензии «“iPhuck 10”: лучший роман Виктора Пелевина за десять лет» (сайт «Медуза»): «В самом конце, в тот момент, когда читателю уже кажется, что он все понял и способен самостоятельно домыслить финал, пелевинский текст взмывает куда-то ввысь — из сухого, схематичного и четкого внезапно становится невыразимо живым, влажным и трогательным. Сложная и изысканная игра мысли не сворачивается, но, подобно высокотехнологичной декорации, отъезжает в сторону, обнажая хрупкость героев в монструозном мире, который они сами сконструировали и жертвами которого обречены стать. Этот пронзительный финальный аккорд, этот трагический гимн невозможной и обреченной любви человека и не-человека заставляет вспомнить самый нежный и щемящий роман Виктора Пелевина — “Священную книгу оборотня” (кстати, присутствующий в “iPhuck 10” в виде аллюзии или, как выражается сам автор, “пасхалки”).
Словом, странный, глубокий и волнующий роман, сплавляющий разум и чувство в какой-то совершенно новой для Пелевина (да, пожалуй, и для всей русской прозы) пропорции, и определенно лучший текст автора за последние годы — во всяком случае, самый интеллектуально захватывающий».
Лев Оборин в рецензии «О чем новая книга Виктора Пелевина “iPhuck 10”» (газета «Ведомости») несколько более скептичен, но в целом тоже оценивает книгу довольно высоко: «Новый роман Пелевина поначалу кажется идеальным. Твердотельный, сферический, в вакууме. Здесь везде подстелено соломки. Если вам не понравится очередное повторение истины “мы живем в многослойной симуляции”, вас ожидает сентенция о том, что писатели бывают двух видов — те, кто всю жизнь пишет одну книгу, и те, кто всю жизнь не пишет ни одной. Если вам будет не хватать “живых героев”, вам дадут понять, что “iPhuck 10” — не “базарная пьеса для торговцев арбузами”. Если вам покажется, что некоторые отсылки слишком очевидны (например, к “Матрице”) — то литературно-полицейский алгоритм Порфирий Петрович, от лица которого написана половина романа, тут же совершенно честно назовет первоисточник — и, надо сказать, разговор от лица юридически обязанного к честности алгоритма тоже очень удачный ход: находится прекрасное оправдание пелевинской привычке объяснять свои шутки. Если есть еще какие-то претензии, Порфирий Петрович сможет объяснить вам, что вообще такое литературные критики, на простом полицейском жаргоне в фаллическом гендер-инварианте с оральной фиксацией (а мог бы и в вагинальном с анальной); если вы на это обидитесь, обидчик получит по заслугам. Называть же, напротив, “iPhuck 10” гениальным произведением излишне: эпитет “гениальный” здесь и так щедро применяется к выдуманным Пелевиным произведениям искусства начала XXI в., а Порфирий Петрович в ответ на похвалу скромно пояснит, что “принцип организации текста сложен и является коммерческой тайной — но в целом опирается на лучшие образцы русской прозы”».
Татьяна Сохарева в статье «Русская литература и секс будущего» («Газета.ru») подчеркивает сюжетную выстроенность новой книги Пелевина: «В отличие от прошлогодней “Лампы Мафусаила”, он получился стройным и ясным — настолько, что оставляет после себя впечатление, что Пелевин прошел курсы писательского мастерства и выстроил сюжет (который, надо сказать, никогда не был его сильной стороной) по всем писаным правилам. На деле же формальное соответствие жанру для Пелевина не более чем очередная литературная игра, позволяющая вшить в канву романа все излюбленные им темы. <...>
Сгустить краски, превратить стоящие на повестке дня вопросы в гротеск, — это Пелевин умеет делать лучше всех».
Наталья Кочеткова в статье «Конец истории» («Лента.ru») отстраненно разбирает роман на составляющие, не выставляя оценок: «Как шутят сценаристы, второй вопрос, который обычно задает продюсер (первый: кто главный герой?), звучит так: кто злодей и где любовная линия? Ответ: злодей — баба с яйцами, и любовь — у сетевого ищейки, будет с ней же. Много любви. Напряженной и изобретательной. В какой-то момент в ход пойдет даже красная английская телефонная будка, причем не как место встречи, а как инструмент проникновения, но спойлеры нынче не приветствуются. Маруха отправляет ПП собирать информацию о разных произведениях искусства, а в перерывах их отношения развиваются от флирта до секса. Разумеется, виртуального.
Поэтому жанровая принадлежность романа “iPhuck 10” находится где-то между детективом и любовным романом. Если вспомнить “Священную книгу оборотня” и “S.N.U.F.F. ”, то рядом с ними на полке можно поставить и “iPhuck 10”. И надо сказать, что такая джеймсбондовщина в абсурдных футуристических декорациях удается Виктору Пелевину лучше всего. Его ирония и цинизм очень идут любовной линии, а талант фантаста — сложному образу антагониста».
И, наконец, правду-матку беспощадно режет Михаила Бударагин в рецензии «Один в поле робот» (газета «Культура»): «Настоящая трагедия состоит в том, что современная русская литература последних лет — тягучее и бессмысленное варево, состоящее из очень простых ингредиентов. Или мы имеем дело просто с коммерческим текстом, который написан, чтобы быстро лечь на полки магазинов и помочь издательству (сто сорок пятая книжка про “попаданцев” — кто, интересно, помнит, как зовут автора хотя бы одной?). Или же перед читателем — упражнения литератора в красивости письма (робот Пелевина все равно умеет лучше). Есть еще “чернуха”, выдаваемая за “исследование проблем”. И, конечно, неизбежное ковыряние в советском и досоветском прошлом (иногда перепадает 90-м, редко речь заходит о петровских или екатерининских временах) — в попытке интересно рассказать какую-нибудь историю.
Что из этого глубже, умнее и тоньше “iPhuck 10”? Ничего. Пелевин играет, конечно, но его стратегия — универсального письма — новая для русской литературы, которая всегда делилась на славянофилов и западников, городскую и деревенскую прозу, сторонников “чистого искусства” и политически ангажированных глашатаев. Если бы его новый роман был дурно написан, плох технически, идеологически мерзок etc, то за это уцепились бы все. Но текст-то — прекрасен, нечеловечески. Он на голову выше, чем все, что можно прочесть.
Так выглядит тупик. Если идеальный русский роман 2017 года — повествование обо всем и ни о чем, написанное как будто роботом, то как на это может ответить наша словесность? Честно — никак. Здесь стоило бы сказать что-то вроде “лавочку пора закрывать”, но ведь и лавочки никакой давно нет, одна видимость. Там, где раньше торговали часами ручной работы, затем — инструментами для резки по металлу, а уж потом — пирогами и блинами, теперь нет ничего. Одинокий робот сидит в позе лотоса».
Ранее в рубрике «Спорная книга»:
• Герман Кох, «Уважаемый господин М.»
• Антон Понизовский, «Принц инкогнито»
• Джонатан Коу, «Карлики смерти»
• Станислав Дробышевский, «Достающее звено»
• Джулиан Феллоуз, «Белгравия»
• Мария Галина, «Не оглядываясь»
• А. С. Байетт, «Чудеса и фантазии»
• Сборник «В Питере жить», составители Наталия Соколовская и Елена Шубина
• Хелен Макдональд, «Я» — значит «ястреб»
• Герман Садулаев, «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях»
• Галина Юзефович. «Удивительные приключения рыбы-лоцмана»
• Лев Данилкин. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»
• Юрий Коваль, «Три повести о Васе Куролесове»
• Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»
• Владимир Сорокин, «Манарага»
05.10.2017 13:31
Сергей