Шамиль Идиатуллин. Город Брежнев
М.: Азбука-Аттикус. СПб: Азбука, 2017
Татьяна Сохарева в обзоре «Пять главных романов марта» («Газета.ru») называет роман Идиатуллина «энциклопедией позднесоветской жизни»: «Шамиль Идиатуллин — журналист и писатель, автор подросткового хоррора “Убыр”, боевика “Татарский удар”, а также и романа “СССР™” — технологической утопии о свободном экономическом оазисе посреди среднерусской глуши. В “Городе Брежневе” ему вновь удалось соединить несоединяемое: довольно ловко прописанную драму взросления с любовно составленной описью бытовых примет последнего советского десятилетия.
Брежнев — это его город воспоминаний. В Брежневе всегда солнечно, хотя над империей уже начинают сгущаться тучи. Идиатуллин перебирает, рассматривая под лампой, мельчайшие детали: “Речку Вачу” Высоцкого, австралийские фильмы про кенгуру Скиппи, дельфина Флиппера и колли Лэсси, “Десять копеек есть? А если найду?”. В итоге получилась энциклопедия позднесоветской жизни, сдобренная нотками обязательной для таких текстов ностальгии, — немного затянутая, но что поделаешь».
Книжный критик Галина Юзефович в обзоре «Русские романы, которые не найдешь случайно» (сайт «Медуза») подчеркивает атмосферность романа: «Роль сюжета здесь примерно такая же, как у игровых сценариев в телесериале “Мир дикого Запада”: как и там, сюжет у Идиатуллина призван в первую очередь обеспечить читателя удобными тропками по созданному им “Парку советского периода”. Этим объясняются и некоторый схематизм героев, и их стремительные, не всегда психологически оправданные метаморфозы, и многочисленные сюжетные ответвления, главный смысл которых — проложить маршрут к очередной важной достопримечательности, будь то прием в комсомол или очередь за апельсинами.
Однако эти самые достопримечательности, эти подсохшие и чуть заплесневевшие мадленки, которыми “Город Брежнев” забит буквально под завязку, эта изумительно точно пойманная атмосфера изначально потрескавшейся, неудобной и громоздкой советской “нови” — все это с большим запасом компенсирует служебную механистичность сюжета. Если вы родились между 1968 и 1982 годами, если словосочетание “субтитры Ээро” звучит для вас как пароль и если вы успели побывать пионером (окей, хотя бы октябренком), приготовьтесь к тому, что у вас будет сладко и стыдновато щемить сердце на каждой странице. Если же вы родились раньше или позже, тоже не отказывайте себе в удовольствии отправиться на предложенную Шамилем Идиатуллиным экскурсию — не всякий день удается прогуляться по Атлантиде с гидом высочайшей квалификации».
Ностальгический характер книги подчеркивает и блогер Владислав Толстой в обзоре «Книги российской прозы, которые достойны любой премии» («БайкалИнформ»): «Пожалуй, пора заводить отдельную полку для книг такого ностальгически-мемуарного свойства. Главное — время и место действия, а сюжет, характеры героев, всякая авторская идея — вещи второстепенные. “Город Брежнев”: место действия — Набережные Челны, которые несколько лет (1983-1988) назывались Брежнев в честь генерального секретаря КПСС, время действия — с лета 1983-го по февраль 1984-го, книга заканчивается сценой, когда по телевизору объявляют о смерти Андропова. То есть можно догадаться, что главная задача автора заключалась в том, чтобы максимально достоверно воспроизвести картину советской жизни “андроповской” эпохи, со всеми мельчайшими деталями. Словечки, анекдоты, мифы, всякие шуточки, памятные со времен пионерского детства — все эти подробности исчезнувшей жизни восстановлены и расставлены по полочкам тщательно, трепетно, с любовью. И человек, который помнит те времена, будет читать роман “Город Брежнев” уже ради вот этих вот крошечных и трогательных “приветов из прошлого”».
Об исторической рефлексии, осмыслении прошлого рассуждает Дмитрий Самойлов в статье «Анархия на книжной полке» (сайт «Medium.com»): «Это наш культурный код, то, что объединяет нас четвертый десяток лет на циклопическом пространстве всей России — коридор любого учреждения с одинаковыми креслами, дверями, обитыми дерматином, и лампами дневного света.
Наш общий родовой путь, конечно, должен быть проанализирован, и, замечательно, что сделал это талантливый и обстоятельный писатель.
Как и любое настоящее произведение искусства, “Город Брежнев” имеет несколько слоев повествования и осмысления действительности.
Детские воспоминания соседствуют здесь с вставными эпизодами классического производственного романа.
Инженеры и начальники цехов, директор производства сидят на совещании КАМАЗа и на протяжении сорока страниц обсуждают, как производить грузовики теперь, когда американские компании “Ингерсолл Рэнд”, “Свинделл Дресслер”, “Сикэст”, и “Холкрофт” в связи с санкциями больше не могут поставлять в Советский Союз спеченные огнеупоры прямой связки.
И это еще один шаг к пониманию того, как все устроено. Оказывается, КАМАЗы когда-то стали плохими из-за санкций. А что, если не только КАМАЗы? Сколько было таких производств, зависевших от американских запчастей?»
В то же время татарский журналист Ринат Билалов в статье «О городе Брежневе и странных временах» (сайт «Inkazan.ru») подчеркивает, что на самом деле образ города Брежнева из одноименного романа далеко не во всем соответствует реальному историческому прототипу, но это в принципе неважно: «Те, кому сейчас 40+, наверняка обратят внимание на некоторые несоответствия повествования реалиям тех лет. Например, я и сам могу свидетельствовать, что в 1983 году телогреек, широких драповых штанов и бритых голов в Челнах еще не было. Гопников было полно, но свой хрестоматийный облик они начали приобретать в 1986-87 годах. Лексика героев местами тоже опережает свое время. Но склоняюсь к тому, что это не ошибки — так задумано автором. Да и важно ли спустя три десятилетия, когда термин “чушпан” пришел на смену “кресту”?
В романе есть вымышленные заводы, есть персонажи с фамилиями, за которыми смутно угадываются люди, имеющие немалое влияние и сейчас. География автограда местами на все сто соответствует реальности, а местами заставляет ломать голову: то ли ты сам все основательно подзабыл, то ли автор дает понять, что это все-таки художественное произведение, а не туристический путеводитель по Челнам».
А вот Елена Макеенко в обзоре «Новые русские романы: февраль» (сайт «Горький»), отдав должное «ностальгическому» мотиву, отмечает провисание сюжета романа: «С жанровой точки зрения Идиатуллин тоже конструирует модель исключительно ностальгическую: школьная повесть с немножко войной и немножко любовью притормаживает, чтобы дать развернуться производственному роману, где литейщики долго обсуждают особенности печей и проблемы с поставками сырья. Между этими пластами едва уловимо мелькает потенциал шпионских приключений. В результате коллекция сокровищ мальчишеской памяти обрастает жанровыми мышцами и так и норовит стать “обретенным временем” для читателя, даже если никаких воспоминаний о восьмидесятых у него в принципе не может быть.
Беда этой крепкой в сущности книги разве что в замахе, который взял автор. Не желая упускать ни одной милой сердцу детали, он готов посвящать перепалке учеников с классной и директрисой десятки страниц, а летнему лагерю с зубной пастой на лицах — добрую сотню. По этой причине явно продуманная, а кое-где и ловко закрученная композиция трещит от переизбытка фактуры. Впрочем, читать “Город Брежнев” в первую очередь все равно стоит ради фактуры. Особенно — если вы родились в советской провинции в начале семидесятых и готовы провести страниц семьсот в условном городе детства».
И, наконец, неожиданную, но точную параллель проводит Константин Мильчин в рецензии «КАМАЗ над пропастью во ржи» (агентство «ТАСС»): «Конечно, сложно не ностальгировать по детству. Но с этим чувством Идиатуллин не перебарщивает, разве что иногда погружает читателя в реалии тех лет, будто готовит читателей своего романа к сдаче экзамена на знание любимых фильмов советских тинейджеров образца 1983 года...
<...>
“Над пропастью во ржи” на советский лад? В какой-то степени, но “Город Брежнев” ближе всего к фэнтези. СССР у Идиатуллина — это фэнтезийный мир без волшебства. Такой же далекий и необычный, с другими законами мироздания. А вот базовые проблемы людей там такие же, как и у нас».
Ранее в рубрике «Спорная книга»:
• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»
• Владимир Сорокин, «Манарага»