Селеста Инг. И повсюду тлеют пожары
М.: Фантом Пресс, 2018
Александра Першина в рецензии «Переполох в раю» («ПРОчтение») связывает название романа и особенности его композиции: «Название книги вводит в заблуждение: зловещие “тлеющие пожары” — на самом деле огоньки (little fires). Простой, даже банальный образ, обладающий огромной силой. Ведь в каждом из нас живет такой огонек: талант, желание, цель, идея, идеал. Это не всегда про темперамент, но всегда про нечто сильнее, чем мы сами, — то, что нас определяет. Свой огонек можно задуть, затоптать, завалить мешками с песком, а можно дать ему разгореться во всю силу. Город Шейкер-Хайтс населен такими огоньками, и в большой пожар они превращаются в результате цепочки недоразумений. Здесь проявляется тема, к которой Инг явно неравнодушна: все то, что мы не говорим другим и себе, и как это на нас влияет. На правах автора она представляет читателям своих противоречивых персонажей, и каждого из них мы понимаем и даже готовы принять во всем несовершенстве их человеческой натуры. <...>
Книга Инг сама как пожар: поначалу сюжет медленно тлеет, набирая к финалу обжигающую мощь. Оказывается, что сопереживание тоже может быть пламенным. Мы видим, как благие намерения приводят не в ад, но на пепелище, как разбивают сердца, как разделяют тех, кто должен был оставаться рядом. Инг показывает, что других можно не осуждать, и это важнее того, сформируется ли у читателя мнение по поводу поднятых в романе вопросов: воспитания детей, межрасового усыновления, необходимости сохранения традиций. Гораздо нужнее — быть честным с собой и беречь свой внутренний огонь».
Анастасия Пономарёва в рецензии «Книга недели: “И повсюду тлеют пожары” Селесты Инг» («Elle») отмечает терапевтический эффект, которым обладает роман: «“Пожары” — роман-медитация, роман-воспоминание: в детстве писательница сама жила в Шейкер-Хайтс и знает в лицо самодовольное поколение семейства Ричардсонов, наиболее эмоционально пострадавшее после трагедии 11 сентября. Поколение беспечных и уверенных в своей правоте хозяев жизни, помешанных на внешнем порядке и “правильном” образе жизни — они не терпят инаковости ни в одном ее проявлении. Это еще одна тема, перетекающая у Инг из романа в роман — аутсайдеры и их неспособность встроиться в общепринятое представление о “нормальном”. <...>
Эта книга обладает чрезвычайно действенным терапевтическим эффектом. Читая “Пожары”, ты либо сожалеешь о содеянных ошибках в своей собственной семье либо крестишься и шепчешь “Слава тебе господи, миновало”. И те и другие мысли приводят к непреодолимому желанию подойти и обнять близкого человека. Забыть детские обиды. Лишний раз позвонить родителям. Это дорогого стоит».
Анна Федорова в материале «Книги июля: индейцы, кикимора и африканское детство» («Литературно») говорит о наблюдательности автора, искупающей многие недостатки романа: «Селеста Инг обладает всем, чтобы стать писательницей первого эшелона. Она умеет создавать семейные истории. Она понимает людей и умеет описывать характеры. Она придумывает детали. Если честно, я думаю, что она будет очень популярной. У меня не лежит душа к ее прозе так, как к книгам Кейт Аткинсон или Энни Тайлер. Аткинсон работает предельно вдумчиво, сидит в архивах. Тайлер знает секрет, как сделать любую историю живой. Селеста Инг — не всегда, но она смотрит на мир очень внимательно. В ее последней книге есть просто невероятная школьная сценка — смешная и при этом очень глубокая.
“И повсюду тлеют пожары” — странно склеенная вещь, у меня такое чувство, что автор сначала придумала финал, а потом подкрутила к нему все остальное. Но если брать роман на вечер — возьмите этот».
Наталья Ломыкина в очередном выпуске «Дневника читателя» («РИА Новости») подчеркивает многослойность этой небольшой книги: «Селеста Инг пишет о свободе искусства и об обретенной свободе личности, о подростковой влюбленности во взрослых, которые не похожи на собственных родителей, о бунте против не тобою установленных правил. Она снова, как и в дебютном романе, говорит о столкновении культур. Но без надрыва, без транспарантов. Просто когда в фоне основной истории появляется успешная белая женщина из образцового респектабельного городка Шейкер-Хайтс, которая хочет усыновить азиатскую девочку, мы живем ее мечтой. А когда появляется непутевая мать этой крохи — переживаем ее боль. В этом удивительная писательская сила Селесты Инг. Она, не скрываясь, любит каждого из героев своего романа. И эта искра любви, попадая в нас с первых строчек, только разгорается с каждой прочитанной страницей. Вы долго не забудете эту книгу, потому что в каждом герое будет то, что тронуло, задело, запало в душу.
“И повсюду тлеют пожары” — тонкий, очень красивый, многослойный роман о семье, воспитании, поиске опоры и внутренней свободе, искра которой тлеет в каждом».
Юлия Чернявская в рецензии «Книги, о которых говорят. Почему стоит почитать бестселлеры Селесты Инг» («Tut.by») пишет о перегруженности романа: «Если “Все, чего я не сказала” сосредоточена на одной семье, то “И повсюду тлеют пожары” — на трех. Возможно, это и есть причина, по которой книга оказалась хуже первой. По ней во множестве бродят схематичные люди, у которых по две или три черты характера на брата. Итак, семья номер один. Холеная домохозяйка Элена, ее муж — успешный юрист (больше мы о нем не узнаем почти ничего), их трое “удачных” детей — популярная и красивая дочь Лекси, популярный и красивый Трип, умный “ботан” Сплин, и, наконец, ребенок неудачный, та самая бунтарка Иззи. Семья номер два: женщина-фотограф Миа и ее дочь Пёрл. Номер три: семья Маккалла, удочерившая брошенную девочку. Ну, и отдельно — мать этой самой малышки, Биби, пытающаяся вернуть ее обратно. <...>
Многовато тем для четырехсот страниц, а ведь автор еще и пытается заглянуть в душу героев: и ткань текста неумолимо расползается на фрагментики. Практически ни одна линия не доведена до конца: иногда автор просто в нужный момент ставит марионеток-героев на то место, которое задумано. Не они сами логически приходят туда — их водворяет Селеста Инг».
Владимир Панкратов в обзоре «Неуютно, темно, невозможно оторваться» («Горький») сравнивает книгу Селесты Инг с черновиком манифеста: «Если в первой трети роман напоминает неспешный текст Франзена, то потом скорость развития событий увеличивается настолько, что ты только и успеваешь собирать новые интересные факты о персонажах. Проблема лишь в том, что автор дает самой себе очень мало времени и места; у нее есть что сказать, но есть ощущение, что она не хочет делать роман слишком большим. Из-за этого каждый из ее героев, с одной стороны, детально прописан, а с другой — остается носителем лишь одной ролевой модели. <...>
От этого реальная проблема эмигрантов, конечно, не становится меньше; и, наверное, такая прямолинейность только поможет достучаться до читателя. Во второй половине в городке и вовсе разворачивается резонансное дело об удочерении китайской девочки, и автор посвящает целую главу плюсам и минусам жизни ребенка в семье чуждой ей культуры. Однако тут уже срабатывает обратный эффект: на фоне стремительно развернутой детективной истории о таинственном поджоге история про девочку уходит на второй план — хотя чувствуется, что для автора она, наоборот, важнее всех других линий.
Таким образом, получается похожая чуть ли не на манифест книга на самую горячую тему дня. Но текст напоминает скорее черновик этого манифеста: нужные темы найдены, теперь надо выбрать, какой же из них посвятить роман. Это только Том Вулф мог себе позволить (и хорошо умел) писать сразу обо всем».
Ту же незавершенность замечает и Арина Буковская в обзоре «Мертвый груз бессмысленных условностей» («Профиль»): «Живой, быстрый, легкий и при этом довольно плотный текст, в который автор встроила немало разнокалиберных мыслей, наблюдений и идей. Здесь, как и в первой своей книге, Селеста Инг размышляет о детско-родительских отношениях, неукротимой материнской страсти, положении мигрантов, расовых особенностях. Но больше всего ее занимает тема превращения жизненного порядка в мертвый груз бессмысленных условностей. Кого делают из человека довольство и комфорт — счастливца или слепца? Как выходит, что правила, установленные во имя всеобщего блага, оплетают своих адептов плотным коконом, не пропускающим свежего воздуха?
Периодически этот текст наводит, правда, и на другие мысли: например, что Селеста Инг слегка поторопилась сдать его в печать — “И повсюду тлеют пожары” производит впечатление недоделанного романа. Иные места здесь шиты белыми нитками, а герои слишком открыто пляшут под дудку общего замысла. Но при этом некоторые фрагменты так горячи и искренни, что легко оправдывают все недочеты книги. К тому же, как мы теперь понимаем, стремление к совершенству вполне может привести к хаосу, поэтому будем довольны тем, что есть, — неидеальным, но очень увлекательным и вдохновляющим романом о том, что в жизни по-настоящему важно, а без чего легко можно обойтись».
И, наконец, Галина Юзефович в обзоре «Три зарубежных романа: о жизни в индейской резервации, проблемах китайских эмигрантов в США и войне в Бурунди» («Медуза») с некоторым скепсисом отзывается о содержательной части этого «манифеста»: «В своей новой книге американка китайского происхождения Селеста Инг словно намеренно старается сделать все не так, как в принесшем ей популярность дебюте “Все, чего я не сказала”. Тема культурной идентичности и интеграции, ключевая для предыдущего романа, на сей раз вынесена на периферию, как и тема непосильных родительских ожиданий, способных сломать хребет нервному и чувствительному подростку. На сей раз в фокусе внимания Инг — конфликт порядка и хаоса, мира структурированного и прозаичного с одной стороны и мира творческого, свободного и бесшабашного с другой. Причем, несмотря на попытку объективности, читатель довольно быстро понимает, на чьей стороне симпатии автора: конечно же, плодотворный хаос в глазах Селесты Инг несравненно лучше скучного и косного мира надежности и достатка, которому она и выносит приговор с максимальной серьезностью и прямотой. <...>
Если бы с подобным художественным высказыванием выступила Джаннет Уоллс, создательница автобиографической книги “Замок из стекла” (Уоллс выросла с родителями-хиппи и на собственной шкуре испытала все прелести подобной “романтики”), к этому можно было бы отнестись всерьез. Но благополучнейшая Селеста Инг, прославляющая антибуржуазный побег и бунт, выглядит немногим лучше самой несимпатичной своей героини миссис Ричардсон, убежденной, что любому ребенку — в том числе китайскому — всегда лучше в богатой и просвещенной белой семье».
Ранее в рубрике «Спорная книга»:
• Владимир Сорокин, «Белый квадрат»
• Алиса Ганиева, «Оскорблённые чувства»
• Леонид Юзефович, «Маяк на Хийумаа»
• Юваль Ной Харари, «Homo Deus: Краткая история будущего»
• Станислав Дробышевский, «Байки из грота. 50 историй из жизни древних людей»
• Евгений Гришковец, «Театр отчаяния. Отчаянный театр»
• Евгения Некрасова, «Калечина-Малечина»
• Анна Немзер, «Раунд: Оптический роман»
• Григорий Служитель, «Дни Савелия»
• Ксения Букша, «Открывается внутрь»
• Денис Горелов, «Родина слоников»
• Стивен Кинг, Ричард Чизмар, «Гвенди и ее шкатулка»
• Хлоя Бенджамин, «Бессмертники»
• Александр Архангельский, «Бюро проверки»
• Стивен Фрай, «Миф. Греческие мифы в пересказе»
• Рута Ванагайте, Эфраим Зурофф, «Свои»
• Джордж Сондерс, «Линкольн в бардо»
• Олег Зоберн, «Автобиография Иисуса Христа»
• Евгений Эдин, «Дом, в котором могут жить лошади»
• Владимир Данихнов, «Тварь размером с колесо обозрения»
• Сергей Зотов, Дильшат Харман, Михаил Майзульс, «Страдающее Средневековье»
• Филип Пулман, «Книга Пыли. Прекрасная дикарка»
• Наринэ Абгарян, «Дальше жить»
• Лора Томпсон, «Представьте 6 девочек»
• Инухико Ёмота, «Теория каваии»
• Июнь Ли, «Добрее одиночества»
• Алексей Иванов, «Тобол. Мало избранных»
• Ханья Янагихара, «Люди среди деревьев»
• Антон Долин, «Оттенки русского»
• Гарольд Блум, «Западный канон»
• Мария Степанова, «Памяти памяти»
• Джонатан Сафран Фоер, «Вот я»
• Сергей Шаргунов, «Валентин Катаев. Погоня за вечной весной»
• Александра Николаенко, «Убить Бобрыкина»
• Павел Басинский, «Посмотрите на меня»
• Андрей Геласимов, «Роза ветров»
• Михаил Зыгарь, «Империя должна умереть»
• Яна Вагнер, «Кто не спрятался»
• Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него»
• Ольга Славникова, «Прыжок в длину»
• Тим Скоренко, «Изобретено в России»
• Сергей Кузнецов, «Учитель Дымов»
• Герман Кох, «Уважаемый господин М.»
• Антон Понизовский, «Принц инкогнито»
• Джонатан Коу, «Карлики смерти»
• Станислав Дробышевский, «Достающее звено»
• Джулиан Феллоуз, «Белгравия»
• Мария Галина, «Не оглядываясь»
• А. С. Байетт, «Чудеса и фантазии»
• Сборник «В Питере жить», составители Наталия Соколовская и Елена Шубина
• Хелен Макдональд, «Я» — значит «ястреб»
• Герман Садулаев, «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях»
• Галина Юзефович. «Удивительные приключения рыбы-лоцмана»
• Лев Данилкин. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»
• Юрий Коваль, «Три повести о Васе Куролесове»
• Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»