Линор Горалик. Все, способные дышать дыхание
М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2019
Игорь Гулин в обзоре «55 книг, которые надо купить на non/fiction» («КоммерсантЪ») кратко рассказывает, о чем в общих чертах роман Линор Горалик: «Новая книга поэта, эссеиста и создателя Зайца ПЦ Линор Горалик — настоящий большой роман. Действие этой фантастической притчи происходит в Израиле. После загадочной катастрофы обретают речь животные — домашние и дикие, незаметные и экзотические (важную роль в романе играет карликовая лошадь фалабелла). Те, кого раньше можно было воспринимать как фон, теперь заявляют о своих желаниях и правах. Каждый человек оказывается перед выбором, что ему делать с этими непрошеными собеседниками в и без того разрушающемся мире. Автор говорит, что главный герой ее книги — эмпатия. Это может отпугнуть, показаться нравоучительным. Однако важная особенность текстов Горалик — они никогда не претендуют на интеллектуальное или этическое превосходство. Наоборот, каждая загадка и каждая боль в них становится общей, разделяется. Берясь за ее прозу, надо быть готовым к этому чувству причастности».
Арина Буковская в обзоре «Самые интересные и важные романы 2018 года» («Профиль») отмечает полифоничность книги: «Роман “Все, способные дышать дыхание” о гуманитарной катастрофе в Израиле недалекого будущего, в результате которой люди остаются без крова, а животные обретают дар речи. Они не становятся умными и глубокими, просто теперь каждый из них может подойти к человеку и сказать: “Голова, болит голова”.
В условиях голода, дефицита лекарств, эпидемии, разрушенных городов и прочих бед людям приходится не только спасаться самим, но и решать, будут ли они спасать животных, которых миллионы. Кошки, лошади, еноты, дикобразы, зебры, слоны — на страницах этой книги они говорят, говорят, говорят. В сущности, весь роман — бесконечное многоголосье, раздробленная реальность, показанная глазами десятков самых разных существ, и из этого складывается особенная, очень специфическая картина мира».
Аня Колесникова в материале «Ссудный день как бесконечная шутка: новинки декабря» («Литературно») делится своими субъективными впечатлениями о романе: «Я немею от этого текста. Мрачные болотистые эльфы из рекламы сыплют полной красавице полные полные руки полых браслетов. И это только про браслеты, а теперь к повестке. Люди говорят, что все люди братья, а животные вроде как братья поменьше. Что ответят на это животные? Говори: “Не надо! Надо кормить!” Нет, я скажу так: “Не палкой!” И расплакался Андроний, и Костя расплакался, и не очень понятно, что Костя — из расстрелянных без предупреждения кем-то явно предупрежденными российскими пограничниками, а Андроний — лемур, которому ученый человек сказал, что у него “как будто какашки во рту”. Потому что участь у всех одна и одно дыхание, и нет у людей преимущества перед скотом. Вот сказано: с собаками нельзя, собака перечеркнута. А с очень глупыми и шумными детьми в новогодних костюмах собак? Допустим, дети умственно отсталые. Допустим, у двух пап-евреев. Пытались ввезти им гум-помощь: портилась гумпомощь, подмокала и загнивала, рассыпалась и ссыхалась гумпомощь, и не получалось ввезти гумпомощь. Потому что “твари, твари, никакой души в них нет, и асон был от них”. “Смертельно страшно и смертельно красиво” в романе Горалик, текст этот — эффективный способ надолго раскрыть сердечную чакру. Рекомендовано в Рождество».
Лёва Левченко в обзоре «От Ханьи Янагихары до “Страдающего Средневековья”: 11 книг 2018 года» («The Village») вслед за Линор Горалик размышляет о принципиальном различии между человеком и животным: «В романе Горалик границы между человеческим и нечеловеческим опытом стираются. Из диалогов героев сразу нельзя понять, кто говорит — зверь, который научился выражать себя словами, или человек, осознающий себя лишь частью большого живого мира.
Горалик задает другой вопрос: кто и на что имеет право в обществе, в котором человеку становится стыдно за собственное существование, а зверям тяжело осознавать в себе новые возможности? По сути, “Все, способные дышать дыхание” — художественно-этический эксперимент. Если Мария Степанова препарировала память, показывая ее иллюзорность и нашу от нее зависимость, то Горалик предлагает читателю познакомиться поближе с основной проблемой 2019-го и последующих лет — коммуникацией всех со всеми».
Лиза Биргер обзоре «Страсти и сказки. Что почитать на зимних каникулах» («ТАСС») подчеркивает, что животные в этой книге на самом деле не совсем животные: «Горалик пишет роман, в историях которого страдают попугаи, терзаются ящерицы, умирают рогатые жуки, сходят с ума от ужаса карликовые лошади, а слоны так просто все это тихо ненавидят. Надо сказать, что кошечки и собачки тут вообще не самые милые персонажи: собаки, заговорив, тут же подчинили себе весь мелкий московский преступный мир; коты, которых тут с некоторой иронией обзывают “котиками”, устраивают страшные драки на помойках и облавы на беззащитных старушек. В людях в моменты катастроф открываются бездны — стоит ли воображать, что у животных дела обстоят лучше?
Животные у Горалик, правда, даже в самых диких своих ипостасях довольно интеллигентные. Мыслящие такие, осознанные даже. Наверное, поэтому очевидно, что в конечном счете речь идет о людях. И не о будущем, пусть даже крошечной отдаленности (от катастрофы, по Горалик, нас отделяет меньше трех лет), а о настоящем.
Просто дело в том, что мир стал очень странным местом. Никакая говорящая фалабелла или черная пантера, крадущая спецпаек у военных, не сделает его страннее. В романе Горалик есть один персонаж из Москвы — журналист, бывший репатриант, вернувшийся из Израиля, чтобы описывать новые реалии в остроумных колонках. Так ли уж сильно отличаются эти колонки от тех, что раньше писала сама Горалик? На самом деле, нет».
Аглая Набатникова в рецензии «Лошади мыслят проще, чем человек или енот» («Горький») разносит в пух и прах постмодернистскую парадигму, в которой, по мнению рецензента, выдержан роман Линор Горалик: «“Все, способные дышать дыхание” выбором приема, подачей и даже содержанием похож на субкультурное произведение — для своих, “для тех, кто понимает”. Для товарищей по культурному слою и утомленному взгляду умного человека на окружающую печальную действительность. Этот мир придуман не нами. <...>
Если задача автора была создать мозаику-фреску общества, обнаженного в своей дикости, то куски этой мозаики могли бы быть разнообразнее по оптике. “Все, способные дышать дыхание” — достаточно цельное и в то же время монотонное произведение. Сто ликов одного и того же сознания, человека, или животного, как в недавнем фильме “Сплит”, где герой имеет набор из множества личностей. Думаю, выделение главного героя и сюжет не помешали бы, дали стержень и украсили роман. Сложность приема в данном случае отвлекает от содержания. Хотя чувство безвременья, дурного сна — удалось автору вполне, именно за счет коллажа. <...>
Сегодня постмодерн всем надоел. На первый план выходит искренность и оригинальность контента, уникальность личного материала. Пусть криво и косо, недостаточно умнО, зато свое. Линор Горалик же работает в прежней парадигме, где начитанность и умение скользить в разных слоях информации, ловкое жонглирование популярными культурными образами считается силой, а пафос и шекспировские проблемы — неприличными. Думаю, в романе есть стремление художественно осмыслить предчувствие передела мира, и передела не столько территориального, сколько передела его законов. Подспудно чувствуется запрос на пересмотр понятия гуманности, исходя из того, что мир лежит во зле и что все умные люди это понимают».
И наконец Лиза Биргер в рецензии «Когда животные заговорят» («Такие дела») говорит о продуманной некомфортности нарратива: «В этом мире говорящих муравьев все равны, нет никаких братьев наших меньших, а есть одинаково страдающие люди и звери. Главное упражнение для читателя оказывается в том, чтобы испытать одинаковое сочувствие к слону-мизантропу, неприятному начальнику лагеря, фарабелле с нарушением краткосрочной памяти, умирающим жукам, посылающим весть в Иерусалим о своей кончине, затравленной подружками бесхвостой ящерке-подростку, безумной обитательнице лагеря, (впрочем, тут все так или иначе безумны), придумавшей для бадшабов медитацию “Дышим — и не думаем”, спасающую от каждодневной маеты. В этом предельном состоянии — между гибелью почти всего и возможной гибелью всего, что осталось, — главной задачей оказывается уже не выжить, а быть хорошим — в этом новый асон вполне отсылает нас к другой, незабытой, катастрофе. Отсылают к ней и финальные главы романа, сильнейшие и страшные, где даже хрупкий баланс постапокалиптического мира летит к чертям. Так что да, какой-то катарсис в этой книге все-таки есть, хотя, казалось бы, нет цельной рассказанной истории.
Но удивительнее всего, как эта довольно мучительная, неуютно устроенная книга оказывается про “нас”. Линор Горалик, надо сказать, никогда не боялась этого коллективного “мы”, вплоть до того, что героями ее часто становятся ее собственные друзья, и даже в новом романе есть обязательная шутка из Александра Гаврилова. Но кажется, здесь никогда это “мы” не было уместней, “мы” — это те, кто стремится к добру, хотел бы быть хорошим, испытывает мучительный стыд за то, какой он на самом деле. Роман Линор Горалик позволяет увидеть этот собственный стыд, встать перед ним и, возможно, даже победить — просто потому что нас много, это общее и на этой карусели страданий никто не катается в одиночку».
Ранее в рубрике «Спорная книга»:
• Эка Курниаван, «Красота — это горе»
• Евгений Водолазкин, «Брисбен»
• Вьет Тхань Нгуен, «Сочувствующий»
• Олег Радзинский, «Случайные жизни»
• Арундати Рой, «Министерство наивысшего счастья»
• Олег Лекманов, Михаил Свердлов, Илья Симановский, «Венедикт Ерофеев: посторонний»
• Саманта Швеблин, «Дистанция спасения»
• Селеста Инг, «И повсюду тлеют пожары»
• Владимир Сорокин, «Белый квадрат»
• Алиса Ганиева, «Оскорблённые чувства»
• Леонид Юзефович, «Маяк на Хийумаа»
• Юваль Ной Харари, «Homo Deus: Краткая история будущего»
• Станислав Дробышевский, «Байки из грота. 50 историй из жизни древних людей»
• Евгений Гришковец, «Театр отчаяния. Отчаянный театр»
• Евгения Некрасова, «Калечина-Малечина»
• Анна Немзер, «Раунд: Оптический роман»
• Григорий Служитель, «Дни Савелия»
• Ксения Букша, «Открывается внутрь»
• Денис Горелов, «Родина слоников»
• Стивен Кинг, Ричард Чизмар, «Гвенди и ее шкатулка»
• Хлоя Бенджамин, «Бессмертники»
• Александр Архангельский, «Бюро проверки»
• Стивен Фрай, «Миф. Греческие мифы в пересказе»
• Рута Ванагайте, Эфраим Зурофф, «Свои»
• Джордж Сондерс, «Линкольн в бардо»
• Олег Зоберн, «Автобиография Иисуса Христа»
• Евгений Эдин, «Дом, в котором могут жить лошади»
• Владимир Данихнов, «Тварь размером с колесо обозрения»
• Сергей Зотов, Дильшат Харман, Михаил Майзульс, «Страдающее Средневековье»
• Филип Пулман, «Книга Пыли. Прекрасная дикарка»
• Наринэ Абгарян, «Дальше жить»
• Лора Томпсон, «Представьте 6 девочек»
• Инухико Ёмота, «Теория каваии»
• Июнь Ли, «Добрее одиночества»
• Алексей Иванов, «Тобол. Мало избранных»
• Ханья Янагихара, «Люди среди деревьев»
• Антон Долин, «Оттенки русского»
• Гарольд Блум, «Западный канон»
• Мария Степанова, «Памяти памяти»
• Джонатан Сафран Фоер, «Вот я»
• Сергей Шаргунов, «Валентин Катаев. Погоня за вечной весной»
• Александра Николаенко, «Убить Бобрыкина»
• Павел Басинский, «Посмотрите на меня»
• Андрей Геласимов, «Роза ветров»
• Михаил Зыгарь, «Империя должна умереть»
• Яна Вагнер, «Кто не спрятался»
• Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него»
• Ольга Славникова, «Прыжок в длину»
• Тим Скоренко, «Изобретено в России»
• Сергей Кузнецов, «Учитель Дымов»
• Герман Кох, «Уважаемый господин М.»
• Антон Понизовский, «Принц инкогнито»
• Джонатан Коу, «Карлики смерти»
• Станислав Дробышевский, «Достающее звено»
• Джулиан Феллоуз, «Белгравия»
• Мария Галина, «Не оглядываясь»
• А. С. Байетт, «Чудеса и фантазии»
• Сборник «В Питере жить», составители Наталия Соколовская и Елена Шубина
• Хелен Макдональд, «Я» — значит «ястреб»
• Герман Садулаев, «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях»
• Галина Юзефович. «Удивительные приключения рыбы-лоцмана»
• Лев Данилкин. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»
• Юрий Коваль, «Три повести о Васе Куролесове»
• Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»