Леонид Юзефович. Маяк на Хийумаа
М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2018
Константин Мильчин в рецензии «Сквозь предметы и эпохи: когда прошлое начинает говорить» («Известия») размышляет об особом «историческом зрении», свойственном автору «Маяка...»: «Леонид Юзефович очень талантливый историк. Он воскрешает тех, про кого пишет. И вот, как к пушкинскому “Гробовищику”, к нему в гости приходят увековеченные им мертвецы. В первую очередь, конечно, герои его самой известной, наверное, книги — “Самодержца пустыни”. <...>
Конечно, чаще всего в этой книге упоминается Унгерн. Тут не только слет баронов, тут и история его различных жертв. Вот — человек, считающий себя потомком одной из жертв; а вот подробная версия невероятной истории из “Самодержца” — про унгерновского офицера, который спас от неминуемой смерти девушку-еврейку и бежал с ней, а дальше то ли она его убила, мстя за погибших родственников, то ли сама отравилась, то ли вообще совсем другая версия.
Но чтобы всё это понять, нужно вслед за Юзефовичем освоить какой-то особый вид исторического зрения — сквозь предметы и эпохи, не перебарщивая с фантазией, но и не сковывая себя законами физики. “Ксерокс газетной полосы лежал передо мной, и я вдруг увидел, как сквозь типографский шрифт проступает женский почерк” — так, конечно, может написать только очень опытный историк, но в некоторой степени сборник рассказов и зарисовок “Маяк на Хийумаа” — это ускоренный мастер-класс, который объясняет, как можно получить такое особое зрение».
Михаил Визель в традиционном обзоре «5 книг недели. Выбор шеф-редактора» («Год литературы»), напротив, говорит о том, что проза Леонида Юзефовича, несмотря на историческую фабулу, остается остро актуальной: «Леонид Юзефович — далеко не самый старший, но, возможно, мудрейший из активно действующих современных русских писателей. И каждая новая его книга еще больше убеждает нас в этом. Нынешняя — сборник рассказов, распределённых на две части. Первая — документальные, в которых описываются встречи с прототипами героев романов Юзефовича и их потомками, как, например, с наследниками барона Унгерна, героем документального романа “Самодержец пустыни” (эстонский остров, откуда происходит их род, и дал название книге). Вторая — рассказы в полном смысле этого слова, где читатель по воле автора переносится то в Грецию 1823 года и следит за любовными огорчениями сражающегося за свободу эллинов бывшего наполеоновского офицера, то оказывается в перестроечной Москве в компании американского слависта, изучающего царевича Алексея, несчастного сына Петра I. Но о чем бы ни шла речь, автор умеет повести ее так, что становится понятно: речь не об отдалённых временах и людях, а о нас, здешних и теперешних. О каждом отдельно взятом читателе. “Меня ожгло стыдом, но тут же я вспомнил, что любовь к себе пробуждает тот, кто вызывает одновременно и уважение, и жалость, а не какое-то одно из этих чувств”».
Татьяна Москвина в рецензии «Историк в театре теней» («Аргументы недели») отмечает, что писатель решительно отвергает позицию «учителя жизни»: «Юзефович настоящий, до мозга костей историк: он не выполняет никаких функций пророка, идеолога и моралиста, которые искони приписывают у нас писателям. Без осязаемого факта, без натуральной “материи жизни” он ткать свои удивительные ковры не может — однако личность автора ненавязчиво проступает в любых его сочинениях, иногда откровенно обнажаясь. Но в этой откровенности нет решительно ничего шокирующего, эта личность этически высока и склонна упорно размышлять. <...>
Юзефович не увлечён никакими историческими теориями и постулатами. Только люди, только судьбы. Однако его умная и мудрая позиция по отношению к судьбе наций и революций, конечно, живо чувствуется, даже в таком, казалось бы, далёком тематически от современности рассказе, как “Филэллины”. Французский дворянин, “филэллин” (то есть борец за свободу Греции в позапрошлом веке, как Байрон), разговаривает со своей английской любовницей. “Греки, — пояснил я, — испорчены многовековым рабством. Увы, наши греческие друзья жестокосердны, коварны, склонны к воровству и обману. — Тогда почему ты с ними? — Потому что они великодушны, честны, отважны, готовы к самопожертвованию (...) Греки — благороднейшие из людей, и они же — разбойники и воры... Греция учит нас жить с трещиной в сердце”.
Я бы сказала, что и Леонид Юзефович с его неподражаемой интонацией ироничного, многоопытного и печального рассказчика, который делает прошлое насущным и увлекательным, а современность мягко обрабатывает в технике “театра теней”, и сам учит нас жить с трещиной в сердце. Хотя вроде бы ничему напрямую не учит. Но настоящий-то учитель влияет одним своим присутствием, не правда ли?»
Татьяна Сохарева в рецензии «Будущее в прошедшем» («ПРОчтение») подчеркивает автобиографический, рефлексивный характер «Маяка на Хийумаа»: «Юзефович лучше, чем кто бы то ни было, умеет доказать, что прошлое — это область творчества, а не знания. Одна из главных, может быть, важнейшая особенность его документальной прозы — ее человеческое измерение. Он никогда не впускает в книги иррациональные силы истории, отдавая предпочтение живым людям, тем, чьи судьбы, возможно, навсегда затерялись бы на фоне несоразмерных им событий. Одни упоминаются вскользь, другим посвящены целые главы, но все они благодаря Леониду Юзефовичу получают право на биографию. <...>
Все эти тексты в конечном счете складываются в цельное высказывание о нелегких взаимоотношениях автора с материалом — историческим и литературным, памятью и мифом. Выбиваются из этого стройного ряда лишь рассказы из второй части сборника — про советского милиционера, попортившего школьникам немало крови своими нравоучениями, семейный быт и возвращение исследователя к объекту своего исследования спустя много лет (хоть здесь речь и идет о творчестве поэта-футуриста Василия Каменского, этот рассказ наиболее созвучен поискам самого Юзефовича). По большому счету именно эти тексты и рассказывают о людях. Предыдущие — лишь о тенях, но с ними Юзефовичу, кажется, комфортнее».
Арина Буковская в рецензии «Белые квадраты и белые бароны» («Профиль») подчеркивает, что между рассказами, собранными под этой обложкой, существует четкая внутренняя взаимосвязь: «“Я прикрыл глаза, и передо мной встали все герои этой истории” — в одном из первых рассказов писатель мысленно соединяет своих персонажей линиями, образующими переплетенный причудливый узор. “Казалось, если расшифровать эту тайнопись, можно узнать о жизни и смерти что-то очень важное”. Более того, кажется, что и свою прозу Юзефович пишет именно для этого — очень важного чего-то. Потому что в итоге на абсолютно документальном материале сверхисторик удивительным образом создает художественный текст какого-то даже метафизического свойства — словно тени и люди, собравшиеся на его страницах, все вместе пытаются постичь бесконечно ускользающую тайну бытия. И, пожалуй, возможность вместе с ними немножечко приблизиться к этой тайне — главное достоинство новой книги Юзефовича».
Анна Берсенева в обзоре «Белый квадрат, вечная жизнь и комиксы против Гитлера» («Литературно») особо выделяет первую часть сборника: «Она называется “Тени и люди” и объединяет недавно написанные рассказы — те, в которых Леонид Юзефович описывает (неточное слово, но и “представляет”, “осмысляет” в данном случае тоже весьма приблизительны) то, что происходило с ним после выхода его исторических книг об Унгерне, Казарозе, Строде и Пепеляеве. Потомки героев, причем не только реальных людей, но и созданных Юзефовичем персонажей, являются в жизнь автора, и вместе с ними является догадка, что Державин ошибся: ничто не пожирается жерлом вечности, и поступки, которые были страстны и мучительны в момент их совершения, остаются такими навсегда. “Тени и люди” написаны так, как, мне кажется, написан Юзефовичем только роман “Журавли и карлики”. И в том романе, и в этих рассказах подлинность боли, экзистенциальной и метафизической, соединяется с холодноватой авторской отстраненностью, и соединение это оборачивается взрывом. В чем и состоит, на мой взгляд, сила воздействия этих текстов на читателя».
Лёва Левченко в обзоре «Советское кино, повседневная жизнь неандертальцев и еще пять хороших новых книг» («The Village») пытается выделить главную тематическую линию сборника, сквозной сюжет: «1965 год. В дверь советской квартиры стучится латышский стрелок: 18 лет он сидел в лагерях, девять — в психиатрической больнице. Хозяин дома мог бы просто дать денег и закрыть дверь, но он зовет случайного гостя к столу и кормит борщом. В процессе нам открывается история одного из участников Гражданской войны.
Центральный рассказ книги “Маяк на Хийумаа” посвящен судьбе противоречивого героя Гражданской войны — барона Унгерна. Автор постоянно уточняет образ своего героя, то узнавая о том, как в юности тот чуть не задушил филиненка, который клюнул Унгерна в руку, то встречая на своем пути его родственников. Они звонят, пишут, обижаются, ищут деньги на фильм о герое Гражданской войны и делятся новыми документами. Автор следует за Историей — той, что с большой буквы. Однажды он отправляется в архив ФСБ в Новосибирске и находит сведения об очередном, казалось бы, безликом герое своей книги. Это становится одним из “сильнейших читательских потрясений” Юзефовича. “Безымянный офицер, с непонятной целью прибывший от Казагранди к барону накануне последнего похода Азиатской дивизии в Забайкалье, обрел имя и биографию, словно луч неземного света выхватил этого человека из навсегда, казалось, объявшей его тьмы”».
Владислав Толстов в обзоре «Русская проза: новые книги от «Редакции Елены Шубиной» («БайкалИНФОРМ») сопоставляет «Маяк на Хийумаа» с другими книгами писателя: «Два года назад Леонид Юзефович стал лауреатом сразу двух крупнейших литературных российских премий — “Большой книги” и “Нацбеста” — с книгой “Зимняя дорога”. “Зимняя дорога” действительно отличная книга, и если вы еще не прочли ее, настоятельно рекомендую. Как и роман “Самодержец пустыни”, биографию барона Унгерна, которую сам Юзефович писал не одно десятилетие. Эти книги нужно прочесть просто потому, чтобы стала понятна концепция его новой книги. “Маяк на Хийумаа” — это такое afterparty, книга рассказов, которые продолжают сюжетные линии “Зимней дороги” и “Самодержца пустыни”. Какой-то сюжет, оборванный на полуслове, герой, судьбу которого автору приходилось додумывать, читая заметки в старых эмигрантских газетах; неожиданная встреча с бывшим латышским стрелком (рассказ “Солнце спускается за лесом” — на мой взгляд, лучший в книге). В общем, следует предупредить, что новый сборник короткой прозы Леонида Юзефовича будет мало понятен без знакомства с его главными книгами. Поскольку я большой поклонник именно этих двух книг, “Зимней дороги” и “Самодержца пустыни”, мне было интересно читать “Маяк на Хийумаа”: как минимум любопытно узнать, что осталось за кулисами обеих книг, побывать, так сказать, в творческой лаборатории писателя. Я не уверен, что люди, которые не читали этих книг, получат от чтения “Маяка на Хийумаа” такое же удовольствие. Поэтому убедительно рекомендую прежде всего прочесть “Самодержца пустыни”, “Зимнюю дорогу”, а уже после переходить к чтению новой книги Леонида Юзефовича».
А вот Елена Кузнецова в рецензии «Концептуальные виньетки — новая проза Леонида Юзефовича» («Фонтанка.ру») приходит к выводу, что читателю «Маяка...» совсем не обязательно знакомиться с предыдущими книгами Юзефовича: «Новая книжка, на самом деле, совершенно не обязательная и ни к чему не обязывающая. Основных произведений Юзефовича она существенно не дополнит, но расцветит деталями; покажет, что происходит “за кадром” литературы, и как работает писатель. <...>
Юзефович пишет причудливо, следуя логике жизни, а не заданной “из головы” композиции. Встречи, звонки, архивные находки и письма — зазор между автобиографическим персонажем и автором минимален, события складываются в той последовательности, в которой действительно происходили. Поэтому у читателя может возникнуть ощущение, что он блуждает по лабиринту. Но в конце этого лабиринта обязательно произойдёт катарсис. Обусловленный на сей раз уже не внешними обстоятельствами, а изнутри, самим мировидением автора. <...>
Предсказывая вопрос — нужно ли обязательно читать основные труды Юзефовича, чтобы приступить к “Маяку на Хийумаа”? Нет, не нужно. Книжка может стать и послесловием, и вступлением к предыдущим работам. Или виньетками на полях».
Ранее в рубрике «Спорная книга»:
• Юваль Ной Харари, «Homo Deus: Краткая история будущего»
• Станислав Дробышевский, «Байки из грота. 50 историй из жизни древних людей»
• Евгений Гришковец, «Театр отчаяния. Отчаянный театр»
• Евгения Некрасова, «Калечина-Малечина»
• Анна Немзер, «Раунд: Оптический роман»
• Григорий Служитель, «Дни Савелия»
• Ксения Букша, «Открывается внутрь»
• Денис Горелов, «Родина слоников»
• Стивен Кинг, Ричард Чизмар, «Гвенди и ее шкатулка»
• Хлоя Бенджамин, «Бессмертники»
• Александр Архангельский, «Бюро проверки»
• Стивен Фрай, «Миф. Греческие мифы в пересказе»
• Рута Ванагайте, Эфраим Зурофф, «Свои»
• Джордж Сондерс, «Линкольн в бардо»
• Олег Зоберн, «Автобиография Иисуса Христа»
• Евгений Эдин, «Дом, в котором могут жить лошади»
• Владимир Данихнов, «Тварь размером с колесо обозрения»
• Сергей Зотов, Дильшат Харман, Михаил Майзульс, «Страдающее Средневековье»
• Филип Пулман, «Книга Пыли. Прекрасная дикарка»
• Наринэ Абгарян, «Дальше жить»
• Лора Томпсон, «Представьте 6 девочек»
• Инухико Ёмота, «Теория каваии»
• Июнь Ли, «Добрее одиночества»
• Алексей Иванов, «Тобол. Мало избранных»
• Ханья Янагихара, «Люди среди деревьев»
• Антон Долин, «Оттенки русского»
• Гарольд Блум, «Западный канон»
• Мария Степанова, «Памяти памяти»
• Джонатан Сафран Фоер, «Вот я»
• Сергей Шаргунов, «Валентин Катаев. Погоня за вечной весной»
• Александра Николаенко, «Убить Бобрыкина»
• Павел Басинский, «Посмотрите на меня»
• Андрей Геласимов, «Роза ветров»
• Михаил Зыгарь, «Империя должна умереть»
• Яна Вагнер, «Кто не спрятался»
• Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него»
• Ольга Славникова, «Прыжок в длину»
• Тим Скоренко, «Изобретено в России»
• Сергей Кузнецов, «Учитель Дымов»
• Герман Кох, «Уважаемый господин М.»
• Антон Понизовский, «Принц инкогнито»
• Джонатан Коу, «Карлики смерти»
• Станислав Дробышевский, «Достающее звено»
• Джулиан Феллоуз, «Белгравия»
• Мария Галина, «Не оглядываясь»
• А. С. Байетт, «Чудеса и фантазии»
• Сборник «В Питере жить», составители Наталия Соколовская и Елена Шубина
• Хелен Макдональд, «Я» — значит «ястреб»
• Герман Садулаев, «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях»
• Галина Юзефович. «Удивительные приключения рыбы-лоцмана»
• Лев Данилкин. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»
• Юрий Коваль, «Три повести о Васе Куролесове»
• Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»