Инухико Ёмота. Теория каваии
М.: Новое литературное обозрение, 2018
Еще в конце прошлого года Галина Юзефович горячо рекомендовала это исследование в своем обзоре «Что покупать на ярмарке Non/fiction в 2017 году?» («Медуза»): «Компактная книжка японского культуролога Инухико Ёмота — исследование феномена “каваии”, или, говоря по-русски, “мимимишности”, охватившего в 90-е годы прошлого века всю Японию, а после выплеснувшегося за ее рубежи в виде орд Пикачу и эстетики Hello, Kitty. Ёмота рассматривает “кавайность” в контексте традиционной японской культуры, а также исследует ее роль в самых разных областях — от политики до анимэ».
Владислав Толстов в обзоре «Пять новых книг о людях и персонажах» («БайкалИНФОРМ») простодушно удивляется, до чего додумались эти японцы (и эти издатели): «Вот уж действительно, век живи — век учись. Я понятия не имел, что словечко “кавайный” не просто выражение, которым пользуется молодежь, а имеет отношение к культуре кавайии — и это не просто субкультура, но и мощная индустрия, и своя эстетика, и вообще все эти розовые существа с широко распахнутыми глазами основательно повлияли на мировую культуру. Ученый-семиотик Инухико Емота, изучающий именно воздействие символических знаков на культуру, написал отличное исследование, рассказывающее о том, как культура кавайии, в 60-е придуманная исключительно для внутрияпонского употребления, стремительно покорила мир. Теперь миллионы людей помешаны на всем милом, трогательном, беззащитном и пушистом. В свое время “НЛО” лет десять назад выпускала такое же глубокое социокультурное исследование Линор Горалик о кукле Барби, книга Инухико Емото как минимум не хуже. Ждем семиотических исследований игрушек из киндер-сюрпризов и сериала “Мой маленький пони”».
Нонна Музаффарова в рецензии «Про аниме, покемонов и прочие асисяи» («Прочтение») рассказывает о том, как Инухико Ёмота проводил свое исследование: «Композиция этой книги подобна механизму часов с его колесиками, пружинами, сложной системой шестеренок. Но если внутреннее устройство научного опуса в большинстве случаев остается для обывателя недоступным, то автор “Теории каваии” свою кухню от читателя не утаивает. Здесь представлены все звенья работы гуманитария, а не только итог его подробного анализа. Детальный опрос студентов дополняется аналогиями слова “каваии”, обнаруженными в разных языках мира, как то: в английском, французском, итальянском, сербохорватском, корейском, китайском. Автор погружается в исследование этой темы в кинематографе, глянцевых изданиях, манге, и все это с единственной целью: постичь природу кавайности — влюбленности во все маленькое и миленькое, трогательное и пушистенькое.
Ёмота подходит к делу со всей добросовестностью, столь свойственной японской ментальности (вспомним продукцию, выпускаемую под красноречивой маркировкой “Made in Japan”). Благодаря дроблению на короткие главы, легкости слога и юмору автора, чтение этого исследования вызывает эффект присутствия в лабиринте, где за каждым поворотом ожидает очередной сюрприз — еще одна версия трактовки прилагательного “кавайный”».
Сергей Сдобнов в статье «Котики против дайкона» («Такие дела») подчеркивает, что Инухико Ёмота исследует прежде всего бытовое представление о «кавайности»: «Манга, анимэ, фильмы, сувенирная продукция (мерч) — лишь одна, материальная сторона индустрии няшности. Уютные сюжеты, персонажи, звуки и картинки с 1990-х по 2000-е стали важной частью экспорта Японии на мировой рынок. Страна, которая долгое время находилась в добровольной самоизоляции от европейской цивилизации, начала поставлять в другие страны эстетику каваии.
В своей книге киновед Инухико Ёмота рассказывает о возникновении “милого” и “безопасного” стиля в популярной культуре Японии и описывает основные этапы экспансии каваии на Запад. Ученого интересует, как менялось значение слова “каваии” в японском языке, и автор в рамках своих путешествий в Европу и Америку пытливо ищет — есть ли аналоги этого понятия в других культурах (почти нет). Ученый методично анкетирует сотни своих студентов, пытаясь разобраться в гендерных особенностях этого явления: оказывается, что мальчики реже хотят быть кавайными, чем девочки, которые в свою очередь сравнивают такую оценку своего образа или поведения с мгновениями счастья. Инухико важны повседневные значения и обстоятельства употребления этого слова. Социологический взгляд ученого обращается к обложкам журналов — кузнице гендерных ролей в обществе потребления для тех, кому до двадцати пяти, и имиджа для более взрослых».
Елена Кузнецова в обзоре «Пища для ума: книга о Березовском, киноэссе Долина и Земля в картинках» («Фонтанка») отмечает, что «кавайность» имеет глубокие корни в европейской культуре: «Ёмота выясняет, насколько концепт “кавайности” изначально свойствен японской культуре, и почему получил мировое распространение. Для этого автор применяет методы исторического, лексикологического, социологического, философского и медиа-исследования, жонглирует цитатами из Аристотеля, Платона или французского структуралиста Ролана Барта. Но не пугайтесь: чтение будет незанудным — Ёмота пишет просто, приводит примеры из обычной жизни и обладает чувством юмора. Даже смайлик на форзаце книжке поставить не забыл.
Окончательных ответов на вопросы о природе каваии Ёмота так и не даст, зато попутно читатели узнают, как кавайность проявилась в японской литературе XI века, можно ли Одри Херберн и пришельца из фильма “Инопланетянин” назвать “кавайными”, в чём секрет взрывной популярности “Сейлор Мун”. А благодаря предисловию переводчика Александра Беляева ещё и выяснят, какое отношения к “мимимшечкам” имеет отечественная литература — чеховская “Душечка” и карамзинская “Бедная Лиза”».
И, наконец, Станислав Дединский в обзоре «Леонид Гайдай, Филипп Гласс и “Сейлор Мун”» («Горький») предлагает обратить внимание на то, как развивалось понятие в Японии — и насколько оно применимо к культуре русской: «Инухико Ёмота — известный японский ученый, филолог и кинокритик — в своей книге “Теория каваии”, которую недавно опубликовало издательство “Новое литературное обозрение”, рассматривает феномен каваии и эволюцию этого слова от средневековых японских текстов до современных практик. Фанатичное увлечение мангой и аниме, косплей и коллекционирование сувениров, поклонение идол-группам и мимимизация повседневного общения находят здесь теоретическое обоснование. Сопоставляя каваии с другими уникальными понятиями японской эстетики, используя примеры из кино и литературы, автор размышляет, действительно ли каваии представляет культуру Японии.
Переводчик книги Александр Беляев в предисловии к исследованию Ёмоты, в свою очередь, находит остроумные примеры каваии даже в отечественной литературе — чеховскую “Душечку” и “Бедную Лизу” Карамзина. “Издевательства Грибоедова открывают страницу "кавайных зверюшек" в русской литературе: "Ваш шпиц — прелестный шпиц, не более наперстка! / Я гладил все его; как шелковая шерстка!" Наташа Ростова, Кити (хеллоу, Китти!), Долли (хеллоу, Долли!) — отношение Толстого к милому, женственному, кокетливому заслуживает специального пристального рассмотрения. Предварительный вывод: в нашей классике женская милота и трогательность соседствуют, с одной стороны, с трагедийным, роковым началом, а с другой — с недостатком ума у ее обладательниц (в глазах авторов-мужчин, разумеется)”».
Ранее в рубрике «Спорная книга»:
• Июнь Ли, «Добрее одиночества»
• Алексей Иванов, «Тобол. Мало избранных»
• Ханья Янагихара, «Люди среди деревьев»
• Антон Долин, «Оттенки русского»
• Гарольд Блум, «Западный канон»
• Мария Степанова, «Памяти памяти»
• Джонатан Сафран Фоер, «Вот я»
• Сергей Шаргунов, «Валентин Катаев. Погоня за вечной весной»
• Александра Николаенко, «Убить Бобрыкина»
• Павел Басинский, «Посмотрите на меня»
• Андрей Геласимов, «Роза ветров»
• Михаил Зыгарь, «Империя должна умереть»
• Яна Вагнер, «Кто не спрятался»
• Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него»
• Ольга Славникова, «Прыжок в длину»
• Тим Скоренко, «Изобретено в России»
• Сергей Кузнецов, «Учитель Дымов»
• Герман Кох, «Уважаемый господин М.»
• Антон Понизовский, «Принц инкогнито»
• Джонатан Коу, «Карлики смерти»
• Станислав Дробышевский, «Достающее звено»
• Джулиан Феллоуз, «Белгравия»
• Мария Галина, «Не оглядываясь»
• А. С. Байетт, «Чудеса и фантазии»
• Сборник «В Питере жить», составители Наталия Соколовская и Елена Шубина
• Хелен Макдональд, «Я» — значит «ястреб»
• Герман Садулаев, «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях»
• Галина Юзефович. «Удивительные приключения рыбы-лоцмана»
• Лев Данилкин. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»
• Юрий Коваль, «Три повести о Васе Куролесове»
• Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»