Анна Немзер. Раунд: Оптический роман
М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2018
Сергей Оробий в «Обзоре книжных новинок от 19 июля 2018 г.» («Textura») говорит о не вполне удачной попытке Анны Немзер написать модный остроактуальный роман: «История Немзер — лазерный снимок России последних пары лет: рэп-баттлы, чеченские геи, санкции, протестные митинги, “Дождь” и “Новая” — приметы времени растворены в стилистике вербатима. Перед нами снова люди, рассказывающие свои истории, — привет Шишкину, Понизовскому, Алексиевич. Актуально, остро, модно — очевиден расчёт на мгновенное узнавание; что до долгосрочной перспективы, то романы о духе времени проверку временем проходят далеко не всегда. Но у журналистки и редактора “Дождя” Анны Немзер и установка, очевидно, была журналистская, а не литературная, на условной шкале между “Венериным волосом» и “Временем секонд-хэнд” “Раунд” куда ближе к текстам Алексиевич. Увы, в ужасной, угнетающей, несправедливой (подставьте ваш вариант) России не нашлось столь ёмкого документального сюжета (или Немзер его не нашла) — пришлось его додумывать: пока в России нет своих Томов Вулфов, будут “романы” вроде “Раунда”».
Варвара Бабицкая в обзоре «Новые книги» («КоммерсантЪ») пишет о фабуле романа —в кратком пересказе «Раунд» начинает напоминать самопародию: «Дима Грозовский, рэпер с филологическим бэкграундом, похожий на Оксимирона, спорит о творчестве художника-акциониста Пети, в котором узнается Павленский, с любовью своей жизни, гениальным физиком Сашей. Саша — трансгендер: влюбившись в девушку, сменившую пол, Дима в дальнейшем любит уже мужчину, и это становится для него не только причиной личного кризиса, но и социальной проблемой, учитывая гипертрофированную гомофобию рэп-культуры. Другие молодые персонажи — Нина, журналистка “Дождя”, чей дед то ли донес, то ли не донес в свое время на деда Димы, израильская журналистка Тами и ее возлюбленный Ари, гибнущий во время митинга в Москве. Их любовный многоугольник двигает вперед политический триллер (интригу портить не будем), рифмуясь при этом с другой констелляцией начала века, участники которой напоминают кто Дзигу Вертова, кто Михоэлса...»
Стас Жицкий в колонке «Узлы прямых речей» («Сноб») рассуждает о том, как устроена книга Анны Немзер с точки зрения языка и стиля: «Написана она как раз словами простыми, пряморечными, иной раз сбивчивыми, иногда — околично-опосредованно-касательными, разговорными (отчасти при помощи лексики новых поколений, уже не особо привычной даже и не старикам, а людям, что называется, среднего возраста — у них (у нас) не только жаргон, но даже структура построения фраз была (и есть) иная), но так или иначе убедительными, то есть вполне живыми — достаточно живыми для того, чтоб сымитировать интервью-рассказы ее героев — книжка из них и состоит.
А вот связи этих прямых речей прослеживать поначалу непросто, и читатель сперва недоумевает: зачем ему эти несоприкасающиеся разговоры разнообразных людей?
Это уж потом, позже разговоры логически складываются, сплетаются в узлы, из которых связан один большой (и, в общем-то трагический) узлище мегасудьбы нескольких поколений (но преимущественно — нынешних полумолодых людей). И узлище не развязывается.
Печально ли это?.. Есть ли закономерность и логика в сплетениях?.. Могло ли завязаться по-другому?.. Не знаю, эти ли вопросы сам автор задает (себе и нам), поэтому и я их себе не задал».
Елена Васильева в рецензии «Вне времени и вне истории» («ПРОчтение») рассказывает о той временной точке, из которой смотрят на события романа Анны Немзер его герои: «Немзер выбирает очень правильную стратегию: как можно сильнее приблизившись к реалиям современности — мол вот оно, вот то, чего вам, читатели, уставшие от вечного повествования примерно из середины XX века, не хватало, — она уводит повествование в будущее, сначала ближайшее, а потом и далекое. Фактически современники встречают нас в конце книги седыми и чуть ли не в постапокалиптическом прекрасном новом мире. Немзер сделала это как будто чтобы избежать обвинений в пошлости, в пиаре на хайповых темах — и сделала правильно.
Однако эта новая реальность не равна нашей, что также не значит, что эта реальность безумно от нее далека. Впрочем, понять, что же произошло между условным 2018 годом и условным 2030 годом невозможно. “Падение авторитарных режимов”, “люстрации” — вот единственное, что говорится об этом временном промежутке. И да, эти события герои книги называют “Катастрофой”. Стало ли после этого хорошо или плохо — не тот вопрос, на который Анна Немзер собирается отвечать. Она вообще предпочитает уходить от прямых ответов. <...>
Если воспринимать эту книгу не как произведение о современности, а как роман о разнице поколений, то она неожиданно кажется совершенно жизнеутверждающей: как будто то, что не получилось у них, получится у нас. Поговорим не про политику, не про страны, не про современную этику, а про молодость, про идеалы и про высокое».
И, наконец, Галина Юзефович в обзоре «Олимпиада, хип-хоп и кочегарка» («Медуза») признает несовершенство романа, но отмечает и новаторство Анны Немзер, ее готовность идти поперек сложившегося тренда: «Назвать “Раунд” безупречным романом было бы, пожалуй, слишком смело: некоторые фрагменты в нем написаны по-настоящему блестяще, а некоторые намечены схематичным контуром — кажется, их стоило бы развернуть и продолжить. Ни одна сюжетная нить не обрывается (что делает автору честь), но некоторые выглядят избыточно тонкими и ломкими. “Раунд” — не тот текст, которому светит громкий читательский успех (впрочем, на этот счет приятно будет ошибиться): подчеркнутая внеположность господствующей в нашей литературе герметичной ретроповестке делает роман не то неактуальным, не то избыточно — почти непристойно — актуальным, и еще неизвестно, что из этого хуже.
Из всего написанного за последние годы “Раунд” более всего похож на “Калейдоскоп: Расходные материалы” Сергея Кузнецова и с большой долей вероятности повторит его судьбу — станет важным (возможно важнейшим) событием для нескольких сотен — в лучшем случае тысяч — читателей. Однако именно книги, подобные роману Анны Немзер, наполняют смыслом работу книжного обозревателя, а русской литературе в целом дают надежду на преодоление советской травмы».
Ранее в рубрике «Спорная книга»:
• Григорий Служитель, «Дни Савелия»
• Ксения Букша, «Открывается внутрь»
• Денис Горелов, «Родина слоников»
• Стивен Кинг, Ричард Чизмар, «Гвенди и ее шкатулка»
• Хлоя Бенджамин, «Бессмертники»
• Александр Архангельский, «Бюро проверки»
• Стивен Фрай, «Миф. Греческие мифы в пересказе»
• Рута Ванагайте, Эфраим Зурофф, «Свои»
• Джордж Сондерс, «Линкольн в бардо»
• Олег Зоберн, «Автобиография Иисуса Христа»
• Евгений Эдин, «Дом, в котором могут жить лошади»
• Владимир Данихнов, «Тварь размером с колесо обозрения»
• Сергей Зотов, Дильшат Харман, Михаил Майзульс, «Страдающее Средневековье»
• Филип Пулман, «Книга Пыли. Прекрасная дикарка»
• Наринэ Абгарян, «Дальше жить»
• Лора Томпсон, «Представьте 6 девочек»
• Инухико Ёмота, «Теория каваии»
• Июнь Ли, «Добрее одиночества»
• Алексей Иванов, «Тобол. Мало избранных»
• Ханья Янагихара, «Люди среди деревьев»
• Антон Долин, «Оттенки русского»
• Гарольд Блум, «Западный канон»
• Мария Степанова, «Памяти памяти»
• Джонатан Сафран Фоер, «Вот я»
• Сергей Шаргунов, «Валентин Катаев. Погоня за вечной весной»
• Александра Николаенко, «Убить Бобрыкина»
• Павел Басинский, «Посмотрите на меня»
• Андрей Геласимов, «Роза ветров»
• Михаил Зыгарь, «Империя должна умереть»
• Яна Вагнер, «Кто не спрятался»
• Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него»
• Ольга Славникова, «Прыжок в длину»
• Тим Скоренко, «Изобретено в России»
• Сергей Кузнецов, «Учитель Дымов»
• Герман Кох, «Уважаемый господин М.»
• Антон Понизовский, «Принц инкогнито»
• Джонатан Коу, «Карлики смерти»
• Станислав Дробышевский, «Достающее звено»
• Джулиан Феллоуз, «Белгравия»
• Мария Галина, «Не оглядываясь»
• А. С. Байетт, «Чудеса и фантазии»
• Сборник «В Питере жить», составители Наталия Соколовская и Елена Шубина
• Хелен Макдональд, «Я» — значит «ястреб»
• Герман Садулаев, «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях»
• Галина Юзефович. «Удивительные приключения рыбы-лоцмана»
• Лев Данилкин. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»
• Юрий Коваль, «Три повести о Васе Куролесове»
• Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»