Владислав Толстов в обзоре «Издательство «Рипол-Классик» — три новые книги отечественной прозы» («БайкалИНФОРМ») отзывается о романе «F20» вполне восторженно: «Книга страшная, конечно. Потому что такого откровенного погружения в сознание человека, страдающего неизлечимым душевным заболеванием, я не припомню. При этом никакой “чернухи”, никакого выворачивания язв и поджимания губ — вот, мол, как оно в жизни-то бывает, вот как вынуждены жить инвалиды. Юля-то понимает, что она инвалид, и трезво отдает себе отчет в том, какое нерадостное будущее ее ожидает. Она рассказывает о себе (вернее, это автор говорит о жизни своей героини) подчеркнуто нейтрально, без эмоций, отстраненно. Вот мама, вот сестра, которая не хочет пить таблетки, а потом ее “накрывает”, вот саму Юлю накрывает приступ, после которого она приходит в себя на каком-то полустанке, вот одноклассник, в которого она влюблена, узнает о её диагнозе... Но эффект поразительный: закрываешь книгу, и еще несколько дней носишь эту историю в себе, продолжаешь ей жить. <...> “F20” — жесткий, неприятный, предельно неполиткорректный, но вместе с тем потрясающе гуманистический, честный и конкретный роман. Одна из лучших российских книг этого года, совершенно точно».
Ольга Минеева в статье «Генная немилошчь» («ПРОчтение») рассуждает о жажде жизни героев романа Козловой: «Быть может, книгу Анны Козловой было бы правильно назвать кинороманом, вот только визуалы остались бы недовольны: мрачные тона ничем не разбавляются, потому как надежда в тексте отсутствует. Язык произведения живой и совсем не возвышенный, а из ярких счастливых деталей здесь — тактильные ощущения близости, свечки, утонувшие в ванной, закат за окном и нелепые повседневные случайности. Героев жалко — с самим собой невозможно бороться, да и разбить себе голову тоже. Жить лучше хочется и в детстве, и в юности, но не получается: ни у Юли с Анютиком, ни у провинившегося духа их друга Сергея, ни даже у пса Лютика. В этом сумбурном и цинично-смешном дневнике в каждом видится человек: живой, виноватый и истерично-несчастный. Прочесть “F20” стоит, хотя бы ради того, чтобы научиться судить об окружающих не по диагнозам, а по их характерам».
Елена Макеенко в статье «Доктор сказал “ништяк”» (сайт «Горький») предлагает читателям обратить внимание на искренность писательницы: «Не будучи широко известной (хотя лет десять назад Козлову преждевременно называли в числе самых ярких дебютов нового тысячелетия), писательница успела создать себе имидж прямолинейной, бескомпромиссной и острой на язык. “Я не понимаю, как можно сказать "очень плохо", когда происходит "******". Это будет нечестно”, — говорила Козлова в одном из интервью. В этом смысле “F20” действительно очень честный роман.
<...>
Потенциально огромные и острые открытия Козлова упаковывает в небольшую историю, которую поверхностно можно прочитать как мизантропическую. Здесь все так или иначе больны, смешны, нелепы, жалки, неприятны и виноваты, хотя на общем фоне одни все-таки оказываются лучше других. Однако в этой мизантропии, прямоте и злой иронии, над которой смеешься, а потом стыдливо спохватываешься (как можно!), звучат неожиданно нежная интонация и даже — опять-таки прямолинейная — сентиментальность. В конечном итоге все это — разговор о любви, которой убийственно не хватает людям, единственном лекарстве от “*******”».
Сергей Оробий в обзоре книжных новинок от 05.02.2017 (сайт «Лиterraтура») подчеркивает, что роман Анны Козловой далек от мелодраматизма: «В двух словах: все очень плохо; “я поняла, что сейчас произойдет нечто ужасное” — ключевой лейтмотив книги. “F20”, однако, не похожа на все эти слезовыжимательные истории, в которых присутствует больная собака/жалобный котёнок/мальчик-аутист/девочка-аутист, с первых страниц протягивающие к нам ручонки, взывая к жалости. Эта книга написана не для того, чтобы выжать из вас слезу, а для того, чтобы вы кое-что поняли про смысл жизни. F20 играет здесь роль портала, то погружающего героиню (а с ней и читателя) в кошмар психоза, то вышвыривающего в самую что ни на есть подлинную реальность, так что “безумцы” оказываются мудрее “здравомыслящих”. <...> Очень страшная, да, но отнюдь не монохромная история, которая вмещает самые разные, в том числе едва ли не анекдотические, коллизии».
Александр Шаталов в статье «Странные люди» («КоммерсантЪ») отмечает, что по версии Анны Козловой больна не столько главная героиня, сколько окружающий ее мир: «Очередная книга Козловой — исповедь девочки, страдающей шизофренией. У девочки есть сестра, тоже не совсем здоровая, вдвоем они переживают ненужность и случайность своего рождения. Правда, читая “F20”, начинаешь сомневаться в том, что ее героиня больна. А может, все дело в том, что не совсем здоровы окружающие?
Козлова даже намекает, что вокруг героини нет ни одного вменяемого человека. А вот тексты “шизофренички”, напротив, кажутся вполне разумными — как и ее мысли: “Я сказала, что вообще не понимаю всеобщей истерии по поводу отметок, ведь можно просто посмотреть на взрослых людей и понять, что, как бы ты ни учился в школе, все равно тебе ничего не светит”».
Анонимный автор рецензии в журнале «Читаем вместе» видит в романе «F20» прежде всего описание подростковых проблем: «Анна Козлова выпустила новую книгу, продолжая разговор о молодом поколении. Ее персонажи переживают так называемый “трудный возраст”, активно приобщаясь ко всем “взрослым” занятиям, до которых доросло их физическое состояние. Произведения Анны Юрьевны, писательницы в третьем поколении, стоит назвать достоверными, потому что очень типичны черты ее персонажей, неглупых, наблюдательных, откровенных, с развитым воображением — и все же каких-то ущемленных, урезанных, постоянно недовольных, дающих жизни самую приземленную оценку. А вот шоковыми книги Козловой вряд ли стоит считать: занимаясь ранним сексом, враждуя с родителями, злобясь друг на друга, ее герои, наконец, устают сами от себя и, каким бы ни был финал, в подтексте невольно обещают торжество нехитрой истины: все перемелется — мука будет».
Константин Мильчин в материале «Между Донцовой и Улицкой» (информационное агентство «ТАСС») относит «F20» к числу «женских романов»: «Анну Козлову трудно назвать писательницей неизвестной. Понятно, что в современной России, если не считать десятка персоналий из телевизора, “известный писатель” звучит как оксюморон. Но Козлова, представительница писательской династии, в литературе с начала нулевых.
Наверное, самое известное ее детище — сценарий к сериалу “Краткий курс счастливой жизни”. Если вы видели этот проект, то можете получить хорошее представление о взглядах писательницы на жизнь. Взгляд этот одновременно мрачен и весело-циничен. То есть жизнь, конечно, беспросветна, но жить-то надо. Мужики, конечно, сволочи, но, в отличие от феминисток, Козлова в этом их не винит: так заведено и так устроено. И женщины у нее не лучше.
Если посмотреть глазами учебника литературы из будущего, то женская литература в России пошла двумя путями. На одном полюсе откровенно развлекательные тексты в стилистике Донцовой и ее менее тиражных коллег, на другом — высокая интеллигентская проза Улицкой и Рубиной. И где-то между ними прокладывает свой особый путь Анна Козлова, с правдой жизни, сексом, чередованиями депрессий и веселья».
Мария Свешникова в безымянной рецензии на сайте «Литературный огонёк» проходится по редакторам книги (и в некоторой степени по самому автору, отдавшему в работу невычитанный черновик): «“F20” Анны Козловой — это книга, где неплохую историю практически погубили плохие редакторы, а добили корректоры. Дело даже не в том, что названия препаратов появляются на страницах книг в разных орфографических вариациях, где-то проскальзывают имена героев, которых нет в книге, диалоги порой путаются как волосы куртизанки при поездке на кабриолете, а памятники ставятся сразу во время похорон, когда усопшего именно хоронили, а не кремировали. Весь ужас заключается в том, что автор был брошен со своей рукописью, которой, как и любой (поверьте мне, любой) всегда требуется некоторая доработка. И редактор должен быть не девочкой, просто любящей читать и закончивший филологический факультет местечкового пединститута, а человеком, привыкшим изучать то, о чем написано в книге. Медицинский контекст? Позвони знакомому врачу — проверь, узнай. В конце концов узнай у автора, почему, когда герою 12 лет — репетитор берет за час занятия сто долларов, а в 15 (когда уже появились whatsapp и youtube, что косвенно определяет годы происходящего) ей хватает трёх тысяч рублей на парадную юбку и обувь к ней, или почему квартира, похожая на гостиничный номер, которую снимает семья одноклассника Юли через несколько глав оказывается их собственностью».
Ну а Александр Кузьменков в рецензии «Полёт над гнездом Аннушки» (журнал «Урал») традиционно рубит с плеча: «Анна Козлова затеяла в очередной раз эпатировать публику. Но привычный свальный грех и фекалии для шокинга уже не годятся. Кого этим проймешь? — рвотный рефлекс у читателя притупился от хронического злоупотребления: Факоffский, Радов, Лялин, Шепелев, Козлов (Владимир), Беседин... Поневоле придется осваивать новые территории. “Роман посвящен людям, про которых не говорят и не пишут. Их не показывают по телевизору, не берут на работу. На них не женятся, от них не хотят детей. Они больны, но никто никогда не станет собирать деньги на их лечение, их болезнь хуже рака, безнадежнее СПИДа, позорнее сифилиса. По коду МКБ F20 это шизофрения”, — объявила А.К.
<...>
Жанровые каноны требуют традиционного сюжета: инициации, то бишь цепи испытаний на пути к happy end’у. Классики буржуйского жанра при этом обычно ориентируются на “Золушку”, на счастье, добытое трудом и пóтом. Но у советских собственная гордость. Соотечественницы предпочитают контаминировать русский фольклор: этому дала, этому дала и этому дала — и стала жить-поживать да добра наживать».
Ранее в рубрике «Спорная книга»:
• Хелен Макдональд, «Я» — значит «ястреб»
• Герман Садулаев, «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях»
• Галина Юзефович. «Удивительные приключения рыбы-лоцмана»
• Лев Данилкин. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»
• Юрий Коваль, «Три повести о Васе Куролесове»
• Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»