Номинация: статья
Кто мы?
Откуда?
Куда идём?
Вот вопросы, на которые ищет да не может найти ответы человечество. Ещё одну попытку разобраться с «проклятыми вопросами» Homo sapiens (семейство — гоминиды, отряд — приматы, класс — млекопитающие) предпринял Грег Иган (писатель-фантаст; Австралия, город Перт).
Его трилогия «Субъективная космология» (The Subjective Cosmology Cycle) – впечатляющее исследование природы Человека и Вселенной, произведенное со стальной хирургической точностью самыми современными научными инструментами.
На уровне сюжетных линий и действующих лиц три романа, входящих в цикл, абсолютно независимы и самодостаточны. Объединяет же их постановка проблемы и, главное, последовательное развитие авторских идей. Впрочем, о них позднее.
Первый роман цикла, «Карантин» (Quarantine, 1992) стал и первым произведением Игана, опубликованным на русском языке. Его авторский сборник вышел в свет в уже легендарной серии «Координаты чудес» издательства «АСТ». В этой же серии впервые были представлены на русском фантастические романы Лоис МакМастер Буджолд и Джорджа Мартина, Иэна М. (именно М.!) Бэнкса, Джека Макдевита и Дэна Симмонса.
В отличии от перечисленных товарищей и коллег по цеху, с творчеством которых отечественные читатели быстро свели близкое знакомство, следующая (официальная — малотиражки не в счет) книга Игана на русском вышла лишь двадцать два года спустя.
В чём же причина такой задержки?
Произведения Грега Игана относятся к той редкой, исчезающей разновидности научной фантастики, которую неспроста называют твердой. Она основана на новейших научных теориях и гипотезах, подчиняющих себе и сюжетную интригу, и психологию персонажей.
Для чтения такой фантастики, hard SF, требуется преодолеть сопротивление материала – а наука, как известно, сделана из гранита. Вдвойне велико это сопротивление в случае Игана. Как с афористичной меткостью, написал один из американских рецензентов, «в книгах Игана больше науки, чем в некоторых статьях Physical Review».
В полной мере это свойство прозы Игана проявилось уже в «Карантине», дебютном его романе. Под надежным прикрытием детективного сюжета в модном тогда киберпанковском антураже писатель обратился к постулатам квантовой механики. Так поступали и другие писатели-фантасты, от Амнуэля до Муркока, которые использовали многообещающую интерпретацию Хью Эверетта, чтобы рассказать о многих мирах и даже о Мультивселенной. А вот Иган не прельстился столь очевидным решением и пошел другим путём.
В идейном да и в сюжетном центре романа – наблюдатель, который в рамках «копенгагенской» интерпретации Нильса Бора и Вернера Гейзенберга, осуществляет так называемый «коллапс волновой функции», а именно выбирает, какой же из вариантов мира станет реальностью. Обратим внимание на взаимосвязь, которую устанавливает между человеком-наблюдателем и вселенной этот акт выбора: со-участие Человека в постоянном создании Вселенной – вот лейтмотив трилогии Игана. Такова она – субъективная космология!
Детективный сюжет и интересные фантастические находки – таинственный Пузырь, в который неизвестные существа заключили Землю, дополняющие и улучшающие личность человека «моды» – дополняют повествование. И если к идеям и концепциям Игана вопросов не возникает (точнее они возникают в самом положительно-любознательном и подлинно фантастическом смыслах), то в художественном плане дебютный роман писателя, как водится и говорится, «не лишён недостатков». Да, нуар-оболочка не умаляет концептуальности рассуждений о природе Человека и Вселенной – а заодно и о природе реальности, вмещающей обоих – но читается роман всё-таки суховато.
Однако уже во второй книге «Субъективной космологии» Иган с кибернетической точностью этот недостаток исправил. «Город перестановок» (Permutation City, 1994), словно подтверждая своё название, стал финальной книгой трилогии, вышедшей на русском языке.
Временной лаг в два десятка лет, прошедших с момента выхода романа на языке оригинала, сыграл с «Городом перестановок» веселую футуристическую шутку. Хотя действие книги начинается в 2045 году, в повествовании встречаются и электронная цифровая подпись (ЭЦП), и «умные часы», и аналитические алгоритмы для обработки электронной почты, и тот самый назойливый спам, с которым борются эти алгоритмы. Сегодня, когда и электронная почта уже становится пережитком прошлого, вытесняемая назойливыми мессенджерами и гудящими социальными сетями, предсказания Игана читаются как ветхозаветное пророчество.
Футурологические детали лишь оттеняют главные идеи романа, которые не подвержены ни амортизации, ни инфляции. Речь в «Городе перестановок» идёт о самой природе человеческой личности и возможности обретения персонального бессмертия.
Что составляет личность человека? Из каких слагаемых она состоит? И в какой степени изменение привычек, пристрастий и воспоминаний меняет саму сущность человека? Наконец, есть ли предел, за которым сумма этих изменений рождает новую личность?
Подобраться поближе, на расстояние научного выстрела, к ответам на эти вопросы позволяют технологии создания Копий – цифровых слепков сознаний, обитающих (живущих?) в виртуальной среде. При этом иллюзий о всеобщем счастье или повсеместном уходе в Виртуальность автор не строит и не испытывает. Чтобы поддерживать существование Копий требуются значительные вычислительные ресурсы – а значит, в сухом бухгалтерском остатке, деньги.
Блаженны богатые, ибо им принадлежит цифровое бессмертие.
Пол Дарэм - один из центральных персонажей романа – предлагает миллиардерам мира сего переместить их Копии (или даже Копии Копий) в специальное хранилище, независимое от пертурбаций реального мира и способное даровать своим обитателям вечную жизнь. Однако вскоре существование Элизиума – этого удивительного нового мира с иными физическими законами окажется под угрозой.
В отличие от дебютного романа «Город перестановок» далек от сухого трактата, в котором строго рациональные и картонные герои ведут научные диалоги (а то и вовсе произносят пространные монологи). Повествование на сей раз требует от читателя не специальной научной подготовки, а желания проследить за ходом авторской мысли (и пробраться сквозь местами шероховатый перевод). Хватает в романе юмора — правда, довольно своеобразного и предназначенного гикам и поклонникам первых сезонов «Теории Большого Взрыва». Например, программа для моделирования планетарных систем называется «Казино Лапласа» (сам Лаплас, один из основоположников небесной механики, утверждал, как известно, что «Бог не играет в кости»).
Хватает в романе и психологических коллизий, от которых обычно писатели-фантасты стараются держатся подальше. Одна из драматических линий в книге совершенно в духе Достоевского рассказывает о душевных мучениях убийцы, которые не оставили его и в искусственной вселенной, в потустороннем существовании.
Осмысление виртуальной реальности посредством религиозных категорий не случайно. Иган недвусмысленно указывает на это читателю — например, искусственная вселенная, в которой оказываются Копии, берёт своё начало в конфигурации под названием «Эдемский сад».
Заключительный роман, «Отчаяние» (Distress, 1995) становится апофеозом (в том числе в исходном, теологическом смысле слова) всей трилогии.
Открывается роман эффектной и несколько жутковатой сценой оживления трупа – разумеется, с самыми благими полицейскими намерениями найти убийцу. Все религиозные аллюзии не случайны. Как и символическая демонстрация всемогущества науки, отныне претендующей на божественные прежде функции оживления мертвых и сотворения мира.
На сей раз в смысловом центре романа – идеология технолиберации, которая декларирует необходимость (и возможность) освобождения Человека от биологических и социальных оков.
Диктатура тела обусловлена генетической наследственностью, лимфатической системой, врожденными инстинктами, гормонами и феромонами. Настроение и поведение человека зависит не только его разума, но и от собственного тела – причем больше, чем это обычно представляют. Можно не сомневаться, что перед развитием биотехнологий и генной инженерии падет и этот бастион (после чего понятие человечности нужно будет серьезно переосмыслить). По крайней мере, в недалёком будущем по Игану биотехнологии сделали возможной не только биохимическую регуляцию циклов сна и бодрствования, но и «половую миграцию» - изменение пола путем хирургического вмешательства или невральной коррекции, которая приводит в соответствие реальной физиологии тела половые схемы и предпочтения, существующие в мозгу.
Диктатура государства также отмирает. Большую часть книги действие происходит в островном Безгосударстве, расположенном в нейтральных водах Тихого океана. Оно избавлено от гнета политических идеологий и государственной власти и славится тем, что устроено и существует по принципам анархо-синдикализма. (Кстати, есть в Безгосударстве и улица Хомского - современного лингвиста, известного своими левыми взглядами.)
Необходимо уточнить, что и сама анархия для жителей Безгосударства является не навязанной идеологией с установленными и требующими подчинения догмами, а осознанно выбранным способом обустройства общественной жизни. Вот что говорит автор устами своего героя: «Безгосударство основано на принципе, согласно которому люди договорились об одинаковых нормах поведения, руководствуясь при этом совершенно разными мотивами. Своего рода сумма взаимно противоречивых топологий, оставляющая все лишнее прошлому; общество, не отягощенное политикой, философией, религией, избежавшее безумно-восторженного поклонения гербам и знаменам - и, тем не менее, упорядоченное…
Любая демократия при ближайшем рассмотрении оказывается разновидностью анархии: любой законодательный акт, любая конституция могут быть со временем изменены; любая социальная норма, писаная или неписаная, может быть нарушена... И в Безгосударстве осмелились - возможно, безрассудно - распутать политический узел до основания, дабы увидеть как есть, без прикрас, власть и ответственность, терпимость и согласие».
Для Игана свобода – это не широкий веер безграничных возможностей, а способность осознанного выбора. А наука – инструмент, позволяющий сначала осознать граничные и ограничивающие общество и человека условия, а затем сделать выбор, освободиться.
Напрример, Безгосударство расположено на самом большом в мире коралловом острове, который был выращен искусственно, с помощью биоинженерных технологий (и нарушения закона о биотехнологическом лицензировании). Это наглядный, пусть пока и фантастический, пример того, как наука дает обществу новую степень свободы.
А значит, и наука должна быть свободна от различного рода ограничений, будь то идеологические или расовые предрассудки («Нет мужского и женского вакуума. Нет бельгийского или заирского пространства-времени... Всякий ученый видит дальше, потому что стоит на плечах мертвецов – и не имеет значения, какой у них был цвет кожи, или на каком языке они говорили») или патентное право («Я не могу сказать, что кража интеллектуальной собственности - такое уж безобидное преступление; мне убедительно объяснили, что никто не стал бы заниматься научными разработками, если б результаты не патентовались - но все-таки это безумие, когда мощнейшие средства против голода, мощнейшие средства защиты окружающей среды, мощнейшие средства против бедности из-за дороговизны недоступны тем, кто нуждается в них больше всего»).
Иган буквально воспевает технолиберацию. Вот строчки из вымышленной поэмы, ставшие эпиграфом для романа:
Я объявляю, что ни один синдикат не владеет патентом на числа
или монополией на единицу и ноль;
ни одно государство не властно над аденином и гуанином,
ни одна империя не правит квантовыми волнами.
И всем должно хватить места на празднике понимания,
ибо истину нельзя купить и продать,
навязать силой, от нее невозможно скрыться
или бежать.
Из "Технолиберации" Мутебы Казади, 2019.
Месседж Игана прост и состоит из двух частей – хорошей и плохой.
Начну с полупустого стакана. Природа реальности зыбка и ненадёжна, а знание может быть опасно – не только тем, что создает убийственные (и самоубийственные) технологии, но и тем, что оно развеивает некоторые полезные иллюзии. В «Отчаянии» вопрошают: «Когда каждая клетка, каждый долбаный атом вашего тела выжигает на вашей коже: все, что вы цените, чем дорожите, ради чего живете... просто пена на поверхности вакуума глубиной десять в тридцать пятой - как вы продолжаете лгать? Как закрываете глаза?».
Не в этот ли вакуум как в бездну глубиной десять в тридцать пятой степени заглянул Ницше?
Пожалуй, лучше всего иллюзорность и социальной, и психологической реальностей иллюстрируют два рассказа писателя. В первом, «Неустойчивые орбиты в пространстве лжи» (Unstable Orbits in the Space of Lies, 1992), загадочный катаклизм разделил мир на зоны, обитатели которых подвержены определенным убеждениям и представлениям и считают их единственно верными. Лишь немногие бродяги свободны от влияния зональных аттракторов, но их участь – беспрестанное скитание по миру.
Второй рассказ - «Причины для счастья» (Reasons to Be Cheerful, 1997) – описывает больного, у которого лечение вместе с раковыми клетками уничтожает и все участки мозга, способные испытывать положительные эмоции. После восемнадцатилетней(!) депрессии, когда протезная реконструктивная нейропластика восстанавливает мозг Марка, перед ним встает необходимость самому выбирать, словно устанавливая на пульте, свои пристрастия и отвращения, объекты любви и ненависти. И герой справляется с этим: «Всем приходится создавать свою жизнь из одинакового материала: отчасти общего, отчасти индивидуального, отчасти скорректированного бесконечным естественным отбором, отчасти смягченного свободой выбора. Мне просто пришлось… прямо взглянуть правде в глаза…».
В способности выстоять и сделать осознанный выбор заключается хорошая новость. Всё-таки Иган – писатель оптимистичный.
На протяжении веков наука низвергала Человека с божественного пьедестала. Лишила Землю статуса центра мира и космоса. Сняла венец творения с головы Homo sapiens и отвела ему скромное место среди прочих приматов. Объяснила мечты и стремления инстинктами и импринтингом.
В научной картине мира человек лишь заметный, но малозначащий мазок художника-импрессиониста. И по этой невеселой картине Иган в «Отчаянии» наносит сокрушительный удар.
Главный герой книги - научный журналист сети ЗРИнет Эндрю Ворт, автор успешных документальных лент «Окрошка из ДНК» и «Половой перебор». Вооруженный вживленным в тело Очевидцем — аудио- и видеозаписывающей аппаратурой с четырьмя тысячами терабайт оперативной памяти и Сизифом - электронным сборщиком информации («с «Лейкой» и блокнотом» в модификации двадцать первого века, он прибывает в Безгосударство, где должна состояться приуроченная к годовщине смерти Эйнштейна конференция физиков, на которой будут обсуждать конкурирующие Теории Всего.
Для современной физики Теория Всего – святой Грааль, который призван дать связанное и непротиворечивое объяснение всем четырём видам фундаментальных физических взаимодействий (гравитационное, электромагнитное, сильное и слабое). И вот, простите за спойлер, это научное открытие превращает персонажа «Отчаяния» в субъекта космологических масштабов, который определяет и устройство Вселенной, и её законы.
Может показаться, что такие сюжеты далеки от научной фантастики. Однако исследуемые Иганом темы расположены как раз на границах современного научного мировоззрения. Свидетельством тому и близкий по теме роман Нила Стивенсона «Анафем» – своего рода художественное изложение философии и истории науки, в котором персонажи также проявляют способности к манипулированию реальностью с помощью принципов квантовой механики.
Финал «Отчаяния» бросает благородный свет знания на сверхструктуру всего цикла. От романа к роману возможности Субъекта (Человека) всё нарастают. В первом романе герой, выбирая реальности, участвует в со-творении мира. Во втором романе герой создает искусственную вселенную и населяет ее разумными обитателями. А в завершающем романе трилогии герой способен физическими законами реального мира, становится полноценным творцом Вселенной.
Разительный и приятный контраст по сравнению со статусом «третьего шимпанзе»!
Куда мы направляемся и откуда держим путь по-прежнему неизвестно. А вот находимся мы, согласно трилогии «субъективной космологии» Грега Игана, в центре – не Вселенной, но Космоса и мироздания.
P.S.
Описав создание вселенных, реальных и виртуальных, автор словно примерил и на себя робу Демиурга. В последующих романах Грег Иган описал Вселенную, чьи физические законы отличны от наших (например, скорость света в ней не является константой), и даже, с присущей ему основательностью разъяснял физическое устройство нового мира в соответствующем разделе авторского сайта.
Но это уже совсем другая трилогия.