Номинация: рецензия
Эдуард Веркин. ЧЯП
М.: Эксмо, 2016
Дух фантастики веет где хочет. Поэтому нас не должно удивлять, что лучшие образцы этого направления литературы возникают сейчас в сегменте прозы для подростков. В определённой мере можно говорить о сходстве с ситуацией советской эпохи, когда таланты нередко уходили в детскую литературу — от Даниила Хармса, который, как известно, вообще детей не любил, до братьев Стругацких с нехарактерной для них «Повестью о дружбе и недружбе». Только тогда на такой шаг писателей вынуждало нежелание следовать «курсу Партии», а теперь подталкивает «невидимая рука рынка»: по слухам, в наше время книги для детей прокормить литератора могут.
Как бы то ни было, Эдуард Веркин — вероятно, лучший из современных русскоязычных писателей-фантастов. И похоже, для всех нас большая удача, что он обитает не внутри «фантгетто», а там, где творческой свободы, по всей видимости, больше.
Книга «ЧЯП» позиционируется как повесть для детей среднего школьного возраста. Начинается она вполне традиционно: школьник Костя Синцов отправляется на летние каникулы к бабушке. Уже при подъезде к маленькому провинциальному городку, где она живёт, возникают пугающие странности. Реальность постепенно теряет устойчивость, и число необычных происшествий неуклонно растёт. Вскоре Синцов знакомится с ровесником, Петром Грошевым, который занимается коллекционированием и реставрацией монет, жетонов, значков, антиквариата и прочих артефактов. Кстати, аббревиатура ЧЯП, послужившая заглавием книги, обозначает три самые редкие и дорогие из юбилейных десятирублёвок: Чеченская республика, Ямало-Ненецкий автономный округ и Пермский край. Кроме того, это прозвище Петра Грошева. Именно он и является главным героем книги, ведь Костя Синцов, в конечном счёте, остаётся лишь наблюдателем. Да, этот наблюдатель вовлечён в действие, имеет свой характер, способен на поступки — но всё равно только наблюдатель, поскольку главные события происходят не с ним.
В среде коллекционеров царят грязь, жадность, дрязги, одержимость… Грошев то кажется д’Артаньяном, который посреди этого весь в белом, то предстаёт хладнокровным расчётливым дельцом. И неизвестно, чего он хочет попросить у Бога, дозвонившись до него по местной телефонной линии с помощью чудесного жетона, который так мечтает найти.
Повесть не назовёшь остросюжетной, но она, как ни странно, очень увлекательна. Живым, ярким слогом изложены сведения о ценных монетах, о старинных предметах быта, даже практические рекомендации, полезные в быту. Читать их неизменно интересно, и даже не хочется думать, что они служат лишь для того, чтобы раздуть объём книги. Веркин не боится использовать говорящие фамилии и символические образы, он активно задействует возможности русского языка. В его арсенале жаргонизмы, просторечия, историзмы, архаизмы, профессионализмы, диалектизмы и прочие -измы. В целом стиль повести «ЧЯП» тяготеет к разговорной речи, но всё-таки автор не счёл нужным придерживаться подростковой манеры общения. Порой встречается и откровенная «литературщина»: «Царяпкина шипела и извивалась, точно в бешеном эпилептическом припадке, точно её било электричество, точно вселился в неё первобытный желтоглазый демон».
Книга изобилует эффектными сценами, её населяют полные жизни персонажи, не ослабевает томительное ощущение тайны… Фантэлемент при этом выражен неявно. В сущности, до последнего нет уверенности: сверхъестественные события, свидетелем которых становится Синцов, — мистика или просто факты, которым не находятся сразу рациональные объяснения? Под определённым углом зрения, конечно, можно читать «ЧЯП» как произведение сугубо реалистическое. Но вряд ли тогда получится понять центральную идею книги.
Уезжая на каникулы обычным современным подростком, интересы которого сосредоточены на Интернете и компьютерных играх, Синцов попадает в абсурд и фантасмагорию провинциальной жизни. Он становится, так сказать, соратником и последователем местного чудака, к которому большинство окружающих относятся либо с почтением, либо с опаской. Но однажды Синцов в своём наставнике разочаровывается. Их дороги расходятся. Грошев, как натура цельная, продолжает своё неуклонное движение к далёкой и непонятной цели. А Синцову нравственная чистота помогает эволюционировать, освободиться от мелочной шелухи. Это, безусловно, самое лучшее, что может произойти с человеком. Но автор деликатно указывает и на возможность воспринимать Синцова как апостола, который не сумел полностью проникнуться Учением и покинул Мессию задолго до главного свершения. К финалу повести воскресает Лазарь, но, по проницательному замечанию Василия Щепетнёва, до Голгофы ещё далеко.
И всё же Эдуард Веркин сохраняет за читателем право интерпретации событий книги. Однозначной трактовки автор не даёт. Возможно, это и есть признак настоящей литературы.